Быть может…

Писатель приглядел Роскошную Кошу в заочном редакционно-издательском техникуме в Старопанском переулке, где та училась (как прежде и вторая законная его жена), а он подрабатывал преподаванием истории (на одни журналистские и писательские гонорары не разгуляешься). Как-то он с приятелем зашел в шашлычную на Красной Пресне и заметил там Роскошную Кошу в компании молодых людей. Особенно усердствовал около нее упитанный сопляк одесского разлива, норовя потискать ее при любом удобном случае. Оказалось, что этот галантерейный лупоглазый сосунок считался женихом девушки и планировал ее вскорости отвезти на смотрины к маме в Одессу.

– Видишь эту красотку? – спросил писатель приятеля. – Будет моей, вот посмотришь!

– Да ладно! – ответил прожженный журналюга, бросив захмелевший взгляд на компанию. – Зачем тебе этот детсад?

– Сказал, будет моей, значит будет!

Писатель постарался сделать так, чтобы одессита и след простыл, описав Роскошной Коше душераздирающую сцену их поединка. Сопляк позорно бежал, отказавшись от невесты. Девушка не смогла устоять перед колдовскими чарами писателя и его невероятным обаянием. Невидный мужичок, каким его считала повзрослевшая Кира, производил на женщин неотразимое впечатление, стоило ему только открыть рот… Голос, как у Левитана, ну и опять же писатель, знаток человеческих душ…

Роскошная Коша подарила себя писателю в 20 лет, когда тот почти что в день своего 40-летия вновь сделался отцом в очередном браке. Как всегда, помогли друзья, приютив у себя отчаянных любовников. Однако когда законная жена, молодая мать с новорожденной дочкой, вернулась домой, мужа она там не обнаружила. Она позвонила Кире на работу (у них были хорошие отношения, да и разница в возрасте всего-то семь лет) узнать, не уехал ли тот срочно в командировку. Простодушная Кира, ничего не подозревая, назвала ей телефонный номер, который отец оставил «на всякий случай», если он ей срочно понадобится. Жена быстро догадалась, чей это телефон: в этой квартире ей частенько самой приходилось бывать в период их жениховства. Скоропостижный развод и склоки с патриархальным еврейским семейством своей жены не остудили любовного пыла писателя. Ему это было не впервой. Он лишился недавно прикупленной кооперативной крыши над головой у Киевского вокзала и прочего имущества, но тотчас обрел обязанность выплачивать очередные алименты. В тот год он как раз заканчивал платить их своей первой дочери, Кире. Вскоре любовники расписались и сняли халупу без всяких удобств в Сокольниках. Летом жили у родителей писателя в старинном дачном поселке – в Ильинке.

Через какое-то время Роскошная Коша, которую писатель устроил монтажером в Комитет кинематографии СССР, получила там комнату в коммуналке у метро «Сокол» (больше претендентов среди сотрудников не оказалось). Первый этаж их дома занимал известный магазин «Рыба». Потом писатель выхлопотал себе двухкомнатную квартиру на Малой Грузинской и бросил все свои творческие силы на удовлетворение все возрастающих потребностей любимой. Ей было в чем показаться и в Доме литераторов, и в прочих Домах… Она быстро освоила шоферские премудрости, и стареющему щеголю льстило, что его иномаркой, редкой еще в ту пору в Москве, управляет красавица-жена. Писатель был счастлив в этом браке, его много печатали, он много ездил с выступлениями, работал в секретариате Союза писателей… Жизнь, наконец-то, воздала ему должное за опаленную войной юность. Одна из первых его книжек так и называется «Опаленная юность» – об одноклассниках, ушедших после окончания 9-го класса на фронт вместе со своим учителем. Вернулись из них в 1945-м только четверо, в том числе писатель, израненный, но все же с руками-ногами.

* * *

Однажды Кира, будучи уже мамой двухлетнего малыша, поехала с подругой и ее сыном в подмосковный дом отдыха. Мужья отправили их в эти пушкинские места на все лето, а сами приезжали к ним на выходные. Жили они тогда все более чем скромно, поэтому женщины решили сделать запасы на зиму, прокрутив желе из красной смородины, купленной на местном базарчике. Благо ягоды в деревне были дешевые. Расстелив на полу листы «Литературной газеты», прихваченной из Москвы, Кира рассыпала на них ягоды. Вдруг взгляд ее упал на «подвал»: мелькнула знакомая фамилия – Ильинский (псевдоним отца). Статья рассказывала о медиках – плохих и хороших – на примерах его близких. Плохие – выписали его отца из больницы, довезли до дома, на пороге которого он и скончался от повторного инфаркта (было это в 1965 году), а хорошие – боролись за жизнь его новорожденного сына, но не смогли его спасти (в 1966 году).

Так Кира узнала о том, что у нее был сводный брат, не проживший и месяца. С отцом после своего замужества в 1967 году Кира лишь изредка говорила по телефону. Он всячески избегал общения и даже при случайной встрече на улице (Кира в ту пору уже жила в Тушино и на Соколе, рядом с домом отца, пересаживалась на автобус) мог просто трусливо убежать, заметив свою дочь.