Быть может…

Нелегкий спуск по осыпи, опять ледник и, наконец, зеленые поляны альпийских лугов, а за ними – подвесной мостик через приток реки Бечо. Переправа с железными прутьями в качестве «перил» и редкими дощечками «пола» кажется такой ненадежной, что и ступить-то на нее страшно. Очень хочется преодолеть это препятствие ползком и с закрытыми глазами, чтобы не видеть того, что грохочет внизу. Мостик лихо раскачивается под ногами первых смельчаков, за ними по очереди побрели и остальные. Не оставаться же здесь? Главное – дойти до середины, а дальше уже легче. И снова крутой спуск вдоль берега реки, уходящей в каньон. Ноги дрожат и отказываются подчиняться закону земного притяжения. Но вот, почуяв твердую почву, они сами собой понеслись к мелькнувшей вдали турбазе – Южному приюту Бечо. За ней в синей дымке показалась грозная и неприступная гора Ушба. Забраться на нее по отвесным скалам рискуют немногие.

Спуск к Шихре – маленькому селению почти под облаками – был последним этапом высокогорного маршрута. Неподалеку на широкой выпуклой поляне среди лесистых гор, словно на дне сказочной вазы, раскинулись зеленые шатровые палатки, навес с длинным дощатым столом и лавками, костровище и в сторонке – общий туалет-скворечник. Это и была турбаза, опоясанная проволочным заборчиком высотой до колена, который «защищал» туристов от непрошеных гостей – местных джигитов и кавказских полосатых поджарых поросят, носившихся повсюду наперегонки с собаками. Для ребят из селения приход новой группы был событием, и они скромно прогуливались вдоль незыблемой границы, не покушаясь на территорию турбазы, которой командовал их суровый земляк. Но если кто-то из туристов сам пересекал «черту», его запрет считался уже недействительным.

Молодых людей особенно притягивали тропинки, ведущие от заборчика к туалету и «умывальнику» – тонкой струйке, бьющей из расщелины в ближайшей скале. Пришлось туристам по очереди провожать девчонок из группы к этим «злачным» местам. Местные девушки, кто посмелее, тоже приходили и других посмотреть и себя показать: в черных платьях, в серебряных украшениях, с большими черными «старорежимными» зонтами в руках, вероятно, от солнца, и в блестящих галошах. Они паслись на некотором отдалении, бросая быстрые взгляды на приезжих.

По традиции в Шихре туристы устраивали пир горой с шашлыком и собственными припасами. С самого утра добровольцы отправились в селение за бараном. Вернулись к обеду, еле держась на ногах после дегустации чачи, с тощим испуганным трофеем. Пока разделывали бедное животное, пока готовили шашлык, роняя слюни в предвкушении сказочного блюда, солнце скрылось за горами, и угощались уже в кромешной темноте. На чудный запах сбежались все окрестные собаки, которые норовили забраться на стол и стащить у зазевавшегося долгожданный кусок. Чача, как непременное дополнение к шашлыку, сильно отдавала керосином, но ребята пили, и некоторые даже переусердствовали.

Из-за горы выплыла огромная луна, залив серебром эту сказочную поляну. Звенящая тишина – и вокруг ни души. Казалось, что в этот миг весь мир раскинулся у твоих ног, обещая неземное блаженство. Из всей нашей компании, выбравшейся за «забор» прогуляться после шашлыка, мы вдруг оказались одни – я и тот парень, который после Приюта одиннадцати все время шел рядом. Мы молча сидели на поляне и смотрели на горы, прощаясь с ними. Вдруг раздался гортанный клич и тут же из темноты возник начальник турбазы. Страшные угрозы посыпались на наши головы, особенно на мою, и обещание выгнать нас с маршрута за нарушение дисциплины. Оказывается, удаляться от турбазы даже на полсотни метров здесь небезопасно. Утром при построении группы он ходил туда-сюда вдоль строя, пытаясь вычислить нас, чтобы предать скорому суду. Но не вычислил.

На следующий день мы уезжали на грузовиках в Местию по горной «зубодробительной» дороге. Древние сторожевые башни селения казались декорациями к спектаклю о неведомой нам жизни времен Пушкина-Лермонтова. Экскурсовод из местного краеведческого музея, бородатый рыжий дядька с ярко-голубыми глазами, рассказывал суровую историю этого края и своего маленького гордого и мужественного народа, а заодно с жаром доказывал, что именно его сородичи, сваны, рыжие и голубоглазые, эти великие труженики и воины, живущие высоко в горах, и есть настоящие чистокровные грузины, а не те развращенные «легкой» жизнью бездельники-торгаши с побережья, которые давно уже перемешались с турками и прочими иноземцами.