В журнале «Отечественные записки», издававшемся в 1820-х годах П. П. Свиньиным, как известно, публиковались разнообразные исторические материалы и документы; многие из них (например, записки Храповицкого, Сегюра и др.) относились к событиям и лицам, которыми Пушкин постоянно интересовался. Знакомство поэта со Свиньиным и его журналом — факт, не вызывающий сомнений и подкрепленный многими данными. Поэтому мы вправе рассматривать в кругу историко-географических источников, помогавших Пушкину готовиться к восточному путешествию, ермоловские материалы, напечатанные в нескольких номерах журнала.
20 сентября 1827 г. последовало цензурное разрешение на публикацию «первой выписки из журнала Российского посольства в Персию 1817 года» (см. [ОЗ, ч. 32, кн. 92, с. 415–450]); 20 декабря 1827 г. цензор С. С. Анастасевич разрешил «вторую, третью и четвертую выписки из журнала русского посольства в Персии 1817 года» (см. [ОЗ, ч. 33, кн. 93–95, с. 107–145, 221–268 и 395–442]).
С декабря 1827 по март 1828 г. «Отечественные записки», таким образом, напечатали извлечения из важнейшего документа, относящегося к восточной политике России. Во вступительной заметке к публикации сообщалось: «Любопытная статья сия получена издателем от одного знаменитого литератора нашего, всегда готового содействовать распространению просвещения и наделявшего неоднократно „Отечественные записки“ весьма полезными статьями, при следующих весьма замечательных строках: „Тогда как орлы наши летят в сердце Персии […], тогда как взоры всех обращены на театр их побед и славы, для всякого россиянина, вероятно, будет занимательно познакомиться поближе с сею страною и людьми, там действующими; а потому препровождаю к вам несколько отрывков из журнала путешествия российского посольства 1817 года, веденного, как вы сами усмотрите, с большой наблюдательностию, остротою и знанием сердца человеческого“» [ОЗ, ч. 32, кн. 92, с. 415–416].
Затрудняясь пока определить имя «знаменитого литератора» (подписавшегося литерой К.), отметим в конце приведенного отрывка полузамаскированный комплимент автору «журнала», т. е. Ермолову. Подобная публикация была достаточно смелой, если иметь в виду опалу полководца; ее, безусловно, успел прочитать Грибоедов; она знакомила Пушкина с Ермоловым — автором «Записок».
Обнародование воспоминаний Ермолова относится к 1860-м годам; публикация же 1827–1828 гг. замечательна тем, что автор дневника нигде не назван. Достаточно сопоставить подлинный текст «персидского журнала» и публикацию Свиньина, чтобы понять, сколь тщательно редактор «Отечественных записок» заменяет первое лицо рассказчика на третье (вместо «я осматривал», «я сказал» печаталось «посол осматривал», «мы сказали» и т. п.). Смягчен также ряд острых мест, где Ермолов столь резко бичует персидскую тиранию, что его критика приобретает уже более общее значение. Тем не менее и «адаптированный» текст 1827–1828 гг. сохранял немало строк, где резко проявлялись своеобразная личность автора, его особенный стиль и смелые взгляды. Так, характеризуя персидские «верхи», безымянный автор (т. е. Ермолов) рассуждает: «Надлежало бы, чтоб люди придворные во всей Азии составляли одну нацию особенную; ибо тогда, как народы между собою не только больших сходств в нравах, ниже легчайшего подобия в свойствах не имеют, при Дворе они везде одинаковы» [ОЗ, ч. 33, с. 122].
Несколько позже автор восклицает: «Где нет понятия о чести, там, конечно, остается искать одних выгод» [там же, с. 139–140].
Типично ермоловская ирония — при характеристике одного из виднейших персидских сановников: «В злодейское Али-Магмед-хана правление неоднократно подвергался он казни и в школе его изучился видеть и делать беззаконие равнодушно» [там же, с. 228].
В контексте недавнего российского междуцарствия неожиданно актуальными являлись строки, описывающие захват власти нынешним шахом Фетх-Али: «Шах имел хороших лошадей, оставалось только уметь приехать скоро. […] Здесь не всегда нужны права более основательные» [там же, с. 251–252].
«Посол» подробно описывает на страницах «Отечественных записок», как в Персии вышестоящие обирают нижестоящих, «и так доходит до самого простого народа, которому, если и остается кусок железа, но и тот безжалостная судьба исковывает в цепи рабства, а редко в острый меч защищения» [там же, с. 268].
Последний раздел ермоловского журнала (где описываются аудиенция у шаха, отношения с вельможами, наконец, гарем сардаря) потребовал от издателя особого искусства при маскировке слишком уж выразительного ермоловского «я»; в частности, уже упоминавшаяся сцена, где Ермолов поражал персов своим родством с Чингисханом, сохранена лишь в той степени, чтобы читатель знал, какое можно иметь «великое на народ влияние», если «потомок Чингисхана начальствует непобедимым российским войском» [там же, с. 426–427]. Сохранена также и выразительная реплика «посла»: «Я не думаю, чтобы вовсе не ограниченное самовластие могло быть привлекательно, и не слыхивал, чтобы оно было залогом выгод народов» [там же, с. 411].