Впервые я признался своему терапевту в суицидальных мыслях, когда мне было семнадцать лет. Меня направили в консультационный центр, однако оттуда со мной связались лишь через несколько месяцев. К тому времени я думал, что меня исключат из университета. Я несколько раз ходил к университетскому врачу, но она, не принимая меня всерьез, отмахивалась: «Ты студент, ты много пьешь, плохо ешь. Когда-нибудь перерастешь все эти проблемы». Когда же я попал со срывом в психиатрическую лечебницу, подход изменился на чисто медицинский. Там пациента наблюдают, но не разговаривают с ним. Потому я и сбежал оттуда на мост: я просто не мог больше этого выносить. И вдруг возник этот парень. Он спас меня очень простым способом — обратился ко мне как к человеку. Он был готов говорить. И слушать.
Незнакомцем на мосту оказался некто Нейл Лейборн, консультант по вопросам здорового образа жизни. Среди прочего он сказал Джонни, зависшему над Темзой: «Я абсолютно уверен в том, что ты поправишься, друг». Джонни нуждался именно в такой мягкой поддержке. В подобные моменты сама жизнь опровергает утверждение о том, что все мужчины — токсичные ублюдки. И в самом деле, центральная тема в выступлениях участников кампании за психическое здоровье — способность мужчин признавать свою мягкость. История Джонни и Нейла подняла проблемы психического здоровья на самый верх национальной повестки дня, и вскоре к освещению этих вопросов присоединились королевские особы, звезды спорта, музыканты и другие публичные персоны, начавшие делиться собственными историями. Джонни часто приглашали в качестве спикера, но вот что удивительно: со своей позиции человека, находящегося посреди всей этой заварухи, он слышал много болтовни, но видел мало реальных изменений.
— Известные люди говорят об этом, и это круто, — замечает он. — Однако нам нужны реальные службы поддержки. Корпорации ставят себе галочки за мероприятия, проведенные во Всемирный день психического здоровья, но помощь требуется постоянно. В этот день я обычно нарасхват, но, когда я предлагаю выступить и в другое время, мне отказывают.
Джонни считает это отражением общества, построенного на жестких ограничениях для мужчин, и эти ограничения трудно преодолеть.
— Я был очень чувствительным ребенком, — рассказывает он. — И когда мне исполнилось шесть или семь лет, я начал слышать со всех сторон: «Джонни, ты уже большой мальчик, а большие мальчики не плачут». Общество заставляет мальчиков подавлять свои эмоции и скрывать уязвимые места.
Именно мальчики обычно становятся жертвами неверных предположений. Осмелившись несколько раз сопровождать на экскурсии класс своего сына, я обратил внимание, что мальчикам чаще приходится сдерживать себя, чем девочкам. И это не случайное поведение под воздействием эмоций, скорее, наоборот — это оттого, что эмоции находятся на поверхности: непреодолимый энтузиазм, щенячья возня, на смену которым приходят слезы гнева или сожаления. Это нефильтрованная жизнь, человеческая, а не животная. И мы сами отучаем мальчиков от выражения чувств. В результате учителю удается провести целый день, никого не убив, но мы, кажется, не представляем, как могли бы помочь мальчикам созревать эмоционально. Вместо этого мы просто затыкаем «озорникам» рты.
Все начинается, конечно, дома. Влиятельные взрослые «жестко» подавляют «слабость», проявляемую в чувствах, допуская ее лишь в некоторых особых ситуациях.