Быть принцессой

После долгого ожидания 5 августа я почувствовала наконец некоторые боли, но решила об этом не говорить и каталась даже два раза в линейке; вечером, когда я ужинала вдвоем с m-me Вильдермет, вдовствующая Императрица прислала мне камер-пажа сказать, что она разложила большой пасьянс и по тому, как он сошелся, я должна разрешиться в ту же ночь. Я приказала ответить, что чувствую себя превосходно. Действительно, я легла и немного задремала; но вскоре наступили серьезные боли. Императрица, предупрежденная об этом, явилась чрезвычайно скоро, и 6 августа 1819 года в третьем часу ночи я родила благополучно дочь. Рождение маленькой Мэри было встречено ее отцом не с особенной радостью; он ожидал сына; впоследствии он часто упрекал себя за это и, конечно, горячо полюбил дочь. Едва успела я оправиться от родов, как Двор Maman переехал в Гатчину, куда мы последовали за нею с обоими детьми. Мой муж и Михаил [Павлович] ненавидели Гатчинский дворец, вспоминая проведенные в нем скучные зимы 1810, 1811 и 1812 годов, посвященные исключительно воспитанию. Вдовствующая Императрица решилась покинуть Петербург даже на зимнее время и избрала Гатчину как место, где для молодых людей не было соблазна светских развлечений, почему эта местность и представлялась особенно удобной для завершения образования младших сыновей.

Я нашла Гатчинский дворец действительно скучным, но собрания в так называемом арсенале показались мне весьма приятными по своей простоте в сравнении с другими местами. Всевозможные игры, размещенные в разных отделениях арсенала, – некогда это был просто сарай, – доставляли нам развлечения. Я попробовала тут впервые скатиться с деревянной горы стоя. Наша добрая Maman радовалась, видя меня в своем доме такой веселой и юной. Наше всегдашнее общество было немногочисленно; по воскресным дням оно увеличивалось приезжими из города.

14 октября, день рождения Императрицы, был день торжественный и утомительный. Накануне были танцы, и я познакомилась с Александром Бенкендорфом, которого видела мельком в Москве. Я много слышала о нем во время войны еще в Берлине и Добберане; все превозносили его храбрость и сожалели о его безалаберной жизни, в то же время посмеивались над нею. Меня поразила его степенная наружность, вовсе не соответствовавшая установившейся за ним репутации повесы. Я могла беседовать с ним по-немецки, что для меня было вдвойне удобно, так как я все еще чувствовала стеснение и несколько затруднялась говорить по-французски в России, где почти все изъяснялись на этом салонном языке изящно и изысканно. В то время мало еще говорили по-русски, тогда как в настоящее царствование на нашем национальном языке говорят и чаще и более правильно, а это очень хорошо, ибо вполне естественно.

Maman часто приглашала графа и графиню Литта; трудно было встретить более красивую и белолицую старушку, нежели графиня Литта; она блистала в юности при Дворе Екатерины II своей красотою и в качестве племянницы князя Потемкина. Рожденная Энгельгардт, по первому мужу графиня Скавронская, она вышла впоследствии замуж, по любви, за графа Литта, итальянца по происхождению, который поступил одновременно на службу России и своей жене, так как он оказывался ее покорнейшим слугою и первым поверенным по ее делам и действительно умел их вести.

В конце октября мы переехали из Гатчины, и обычный зимний образ жизни вступил в свои права.

Эта зима была довольно весела, но не особенно блестяща. Признаки новой беременности испортили мне все, хотя я и не была в ней вполне уверена. Я очень мало интересовалась политикой; Император, напротив того, с неослабным интересом следил за европейскими делами. Священный союз, мысль прекрасная и идеальная, был результатом его сокровеннейших убеждений в деле христианской веры. Люди набожные и мистически настроенные утвердили его в этих мыслях, доказав ему, на основании Священного Писания, будто он предназначен судьбою сделаться и оставаться умиротворителем Европы и бойцом за правое дело против революционного принципа. Этими лицами были: вначале баронесса Крюднер, а впоследствии Кошелев и добрый князь Александр Николаевич Голицын.

1820 год

Весною муж мой покидал меня почти всегда в одно и то же время, для осмотра, в качестве генерал-инспектора по инженерной части, крепостей – Динабургской и Бобруйской или Рижской, Ревельской и т. п. Это бывало в мае, во время переезда на дачу; я пробыла короткое время в Гатчине и Царском Селе, а затем поселилась в Павловске у Maman. Весна была ужасная, холодная и скучная: зелень появилась только в июне.