Быть психопатом. Интервью с серийным убийцей

Я не ездил в поездах с того дня, как Бонни раскрашивала мне руку, а женщина в малиновом сари улыбалась и о чем-то без конца говорила. Пять лет прошло. Даже больше. Бонни тоже не рада поездке на поезде. Она пытается занять место на нижней полке, но тут в проходе появляется семейство с многочисленным потомством, и она нехотя уступает им место. Глаза у нее слезятся. В остальном выглядит вроде нормально. Мама находит нам место на боковой полке. Здесь она ведет себя как взрослая благоразумная женщина. Правда, все время говорит про то, что нас могут найти и нужно вести себя как можно тише.

– Тут так душно, – жалуется Бонни.

– Часов через десять приедем. Недолго осталось, – пожимаю я плечами. Не верю, что уже через сутки могу приехать в Берлин. Понятия не имею, что буду там делать.

– Да уж. Недолго осталось, – морщится она и чихает.

Все люди в этом вагоне перепачканы краской точно так же, как и мы. У кого-то всего пара розовых пятен на рубашке или сари, кто-то напоминает картины Питера. Душно. Сотня человек в одном вагоне. Или больше? Не знаю. На каждой полке по три-четыре человека, плюс люди на полу. Воздух превращается в мерцание цветной пыли. Бонни кашляет. Глаза ее слезятся. Я стараюсь не замечать этого. Потом ей явно становится хуже.

– У тебя нет с собой ничего от аллергии? – спрашиваю я.

– Не-а, – чихает она. – У меня уже давно приступов не было.

– Пойду спрошу у кого-нибудь, – поднимаюсь я. Ни у кого в вагоне ничего подходящего нет. Только одна женщина мне пучок мяты сунула. Я благодарю ее и иду дальше. Встречаю проводника, проверяющего билеты. Он почему-то начинает нервничать, заслышав об аллергии. С его помощью у меня все-таки появляется упаковка таблеток. Он идет к Бонни вместе со мной. Когда вижу ее, она вся в испарине. Перебирает кисти в чемоданчике. Проводник неодобрительно цокает языком, дает бутылку минералки и просит, чтобы Бонни при нем выпила таблетки. Никогда раньше не встречал такого участия со стороны незнакомого человека.

На какое-то время ей становится лучше. Она выливает немного воды на палитру, макает туда кисточку и говорит:

– Можно, я вспомню детство?

Я протягиваю ей руку. Она станет лучшим в мире художником. Не таким, как Питер. Бонни медленно выводит кисточкой узоры по моей руке. Очень неприятное ощущение, но пока она рисует, все хорошо.

Ее кисточка падает.

Краска разливается…

Я выношу ее на руках из поезда и иду в медпункт на вокзале. На любом вокзале есть такой. Это мой вокзал в Дели. Тот, на котором я работал все это время. На меня смотрят сотни глаз. Кто-то кивает мне. Мама идет где-то сзади. Сейчас нужно помочь Бонни. Я вношу ее в медпункт. На ее русых волосах все еще разноцветная пыль. Когда я кладу ее на стол, пыль поднимается и вновь оседает. Она уже не дышит.

Я не психопат. У меня была сестра. Ее звали Бонни. 

* * *

Человеку ведь очень важно куда-нибудь ехать и ради кого-нибудь жить, понимаете? Это необходимо. Ну, чтобы был смысл. Найти Верену в Берлине – самая простая из возможных задач. Намного сложнее оставаться незамеченным в городе, который буквально помешался на мне. Каждый чертов сайт считает своим долгом написать новую сказку обо мне. Это я придумываю сказки, я, а не про меня.

Любое убийство связывают с моим именем. А уж если какой-то идиот накарябал где-нибудь красную курицу, то здесь уже никаких сомнений.

Я только один раз решаюсь подойти поближе к месту, где она сейчас живет. Так и стою перед входом, как придурок, а потом ухожу. Понимаю, что нужно убираться из этого города, но не могу. Наверное, ей будет лучше без меня, в нормальном мире с нормальным женихом, отцом и будущим, но я не могу отсюда уехать. Пока.

Иду в какой-то клуб и пытаюсь напиться до отключки. Не получается. Захожу в Интернет с телефона и читаю о той, из-за кого я попытался ограбить банк. Все было не так, как пишут. Это было через несколько месяцев после того, как я с матерью вернулся в этот проклятый город. Примерно два года назад. 

* * *

Кто-то водит по моему лицу ручкой. Я морщусь. Сквот в Берлине, в котором я ночую уже месяц, мне осточертел. Дело в том, что я не могу слышать некоторые слова. «Индия», «буддизм», «дзен», «ом», «медитация»… список можно продолжать. Это ключевые слова, которые выводят меня из равновесия. Их здесь произносят слишком часто. Кто-то начинает штриховать ручкой у меня на щеке. Я все-таки открываю глаза. Пара глаз возле моего носа тут же исчезает. Приходится окончательно проснуться. Вижу перед собой девушку лет пятнадцати на вид. Она очень похожа…

– Ты кто? – спрашиваю я.

– Можешь звать меня Бонни, – подчеркнуто сексуально говорит она.

Видимо, когда напился, говорил о ней. Она сбежала из интерната. Ей тринадцать, и она сбежала из престижного детского дома. Представляете, что бы с ней могло случиться в этом сквоте или в любом другом месте, где бы она оказалась? Ее нужно защищать. А мне нужен хоть кто-то, о ком я могу заботиться, ради которого я буду жить.