Быть рядом

Маша замолчала, глядя на Тверскую с бесконечным потом машин. Я не торопил её.

Нам принесли заказ. Маша молчала. Я тоже.

Наконец она тряхнула головой и начала говорить:

– Вы согласны, что Володя появился совершенно неожиданно и очень быстро получает известность?

– Это да, – я отпил кофе. – Как говорит мой коллега, « в этом смысле Земфира по сравнению с ним – мелочь, пшик».

– Да, – с тихой гордостью согласилась Маша, – это правда. Его ещё называют «Золушкой от рока». Володенька злится, но это правда.

– Угу, – пока я не понимал, к чему она клонит.

– Вы помните сказку про Золушку?

– Конечно.

– А вы когда-нибудь задумывались, почему фея помогла ей? – спросила Маша. И тут же, не дав мне ответить, спросила ещё, – И чего ей это стоило?

– На какой из вопросов отвечать?

– На оба.

Я пожал плечами:

– Наверное, она любила Золошку. И вряд ли ей все эти волшебные чудеса чего-то стоили – всё-таки она фея.

– Насчёт любила – это правда. А вот насчёт стоимости чуда…., – она бросила взгляд на свои руки в перчатках, – Володя действительно Золушка. И я – его фея. Своим взлётом он обязан мне.

– Каким образом? – я уже начал что-то подозревать, но что именно – и сам не понимал.

Маша глубоко вдохнула и выпалила:

– Когда плохо мне, ему становится хорошо!

– Как это? – я правда не понял.

– Очень просто, – она грустно улыбнулась. – Если мне больно, плохо, грустно, то ему сразу начинает везти. Например, же снятый материал тут же ставят в номер.

– Это совпадение, – не знаю почему, но я не хотел ей верить.

– Вы думаете? – она вскинула брови. – Когда я сломала себе мизинец, ваш журнал решил сделать с ним материал. «Б-2» стоил мне безымянного пальца. Эфир на Первом – косы, которую я растила с первого класса.

Я сглотнул, отпил кофе и промолчал.

– Вы, кажется, не верите мне.

Я замялся, но Маша смотрела так пристально и настойчиво, что я сказал правду:

– Это всё слишком фантастично, чтобы я поверил.

– Понимаю, – кивнула она и грустно улыбнулась. – Найдите мне сигарету.

Я сходил к барной стойке, купил «Vouge» и зажигалку и вернулся к Маше. Она раскупорила пачку, достала одну сигарету и неглубоко затянулась. Потом откинула рукав кофточки, улыбнулась мне и воткнула дымящуюся палочку себе в запястье.

Я рванулся и выбил сигарету из её рук.

– Вы что?!

– Мне очень важно, чтобы вы поверили, – её голос дрожал, но говорила она спокойно, словно рана не болела. – И не распускайте руки, а помогите мне. Там в сумочке йод и пластырь. Вы справитесь?

Пришлось.

Когда я закончил и убрал всё обратно в сумочку, раздался звонок:

– Егорий, привет. Это Юра Гинзбург из «Роллинг Стоунз». Тебе удобно говорить?

– Да, – автоматически ответил я.

– Слушай, у нас тут главред решил сделать интервью номера с Лисом, ну этим, музыкантом. Может у тебя есть его телефон?

– Есть, – всё так же на автопилоте ответил я. – Сегодня сброшу тебе смс-ку.

– Хорошо, спасибо! – обрадовался Гинзбург. – Сам-то как?

– Позже поговорим, – я, наконец пришёл в себя. – Пока.

Я нажал кнопку «отбой» и посмотрел на Машу. Её лицо побелело, но она улыбалась. Я при всё желании я не смог найти в улыбке боли или сожаления. Кажется, она была счастлива. Как тогда на кухне.

– Это не может быть случайностью, – сказала она.

– Зачем вы это делаете? – во мне поднималась злоба. – Зачем истязаете себя? Я не понимаю!

– Это потому что вы – мужчина, – тихо сказала Маша. – Будь вы женщиной, для вас в моих поступках не было бы ничего удивительного. Вы бы поступали так же.

– Вы про то, что русские женщины, дескать, ждут, терпят, надеются и верят? Мол, таков их крест и нет существа преданнее, чем русская женщина? Вы про это?!

– Успокойтесь, Егор. Истерика вам не к лицу, – она коснулась моих рук, сжатых в кулаки. – Я понимаю, что вы и злитесь, и ревнуете, и обижены. Наверное, на вашем месте я бы чувствовала тоже самое.

Я опять промолчал.

– Да, я люблю его, и счастлива, что могу помочь ему осуществить свою мечту.

Я отвернулся и смотрел на Тверскую.

– Он детдомовский, – продолжала Маша, – я встретила его на Курском вокзале. Он пел в переходе – грязный, в порванной одежде. Я не могла пройти мимо.

Я молчал.

– Он заслужил это. Он детдоме голодал, его постоянно били, а мне родители купили трёхкомнатную квартиру. Он болел и играл на плохонькой гитаре, а я каталась по заграницам.

– Мне он рассказывал совсем другую историю, – буркнул я.

– Это миф, который мы придумали вместе. Так больше подходит для рок-звезды.

– Послушайте, Маша, – я не выдержал, – но ведь вы не должны чувствовать себя виноватой из-за того, что вам в жизни повезло больше чем ему. Это же глупо!

– Я и не чувствую себя виноватой, – мягко ответила она. – Я помогаю любимому мужчине добиться успеха и поэтому чувствую себя счастливой. Ну, кроме тех моментов, когда делаю себе больно.

Я выругался сквозь зубы. Маша сделала вид, что не услышала.

Она поднялась, надела курточку и сказала:

– Я сказала всё, что хотела. Мне просто важно, чтобы вы понимали меня правильно. И всё.

– Я понимаю вас. Вот только не знаю, насколько это правильно.

– Не важно, – она снова улыбнулась. – Думаю, нам не стоит больше видеться. Договорились?