— У нас есть изменники, — рубанул генерал. — И более того, мне кажется, что измена окопалась где-то на самом верху.
Начштаба зашагал по кабинету, затем остановился и повернулся к генералу:
— Разрешите предложить?
— Разрешаю.
— Может быть, стоит ослушаться?
— Не понял.
— Я предлагаю ослушаться приказа и закончить операцию, — чётко проговорил начштаба.
— Вот как, — протянул генерал и откинулся на спинку кресла, прикрыв глаза.
Начштаба молчал. Ждал.
Наконец генерал открыл глаза, застегнул китель и поднялся:
— Нет, приказ есть приказ. Мы с вами люди военные, должны его выполнять.
— Даже если приказ откровенно преступный?
— Даже в этом случае, — отрезал генерал. — Начинайте выполнять приказ.
— Слушаюсь, — щёлкнул каблуками начштаба. — Разрешите идти?
— Ступайте, — кивнул генерал.
Начштаба уже подошёл к двери, когда генерал окликнул его. Начштаба повернулся.
— Я понимаю ваше желание нарушить приказ, — глухо, глядя в стену, проговорил генерал. — Очень хорошо понимаю. Думаю, если подобные приказы будут приходить слишком долго…. Может повториться шестьдесят шестой. Но на этот раз мы будет куда внимательнее в выборе императора…
Начштаба понимающе кивнул и вышел.
За окном на тонких ветках деревьев отливала свежей зеленью первая листва.
— Что ещё осталось? — осведомился худощавый мужчина лет сорока с короткой бородкой у сидящего напротив офицера в чине генерал-лейтенанта, с шевронами представителя охранки.
— Не самые утешительные новости, ваше величество.
— Рассказывайте.
Генерал-лейтенант покопался в папке, лежавшей перед ним и, заглянув в бумаги, продолжил:
— В армии зреет недовольство политикой в отношении дикарей. Офицеры считают, что наша политика слишком осторожна…
— Полно вам, — прервал его император. — Давайте без экивоков. Офицеры считают, что приказы, приходящие из центра, откровенно идиотские, так?
Генерал-лейтенант сдержанно кивнул.
— Что-то есть кроме этого?
— Да. В среде высшего офицерства начались разговоры о…, — генерал-лейтенант замялся, но под пристальным взглядом императора откашлялся и продолжил, — они стали заговаривать о новом военном перевороте.
— Вот это действительно новость, — после некоторого молчания сказал император. — Причина, полагаю всё та же? Наша якобы странная политика на Юге?
— Да.
— Предсказуемо, — криво улыбнулся император. — На какой стадии подготовка к перевороту?
— Пока только разговоры. Вероятность решительных действий мы оцениваем как ниже десяти процентов. В шестьдесят шестом она, осмелюсь напомнить, была восемьдесят три.
— Что ж, видимо, у нас есть время. Наблюдайте, решительных действий не предпринимать. Через неделю жду вас с новым докладом.
— Слушаюсь, — генерал-лейтенант, поднялся, поклонился императору и вышел из кабинета.
Император ещё немного посидел, барабаня пальцами по столу, затем пересел за своё рабочее место.
На широком столе стоял ноутбук с государственным гербом на крышке, чернильный прибор и лежала толстая стопка документов.
Император вздохнул и принялся за работу. Первым документом в стопке оказался доклад из министерства иностранных дел о новом письме из МИДа западных соседей. Они в очередной раз настойчиво интересовались возможностью выкупа «своих исторических земель». И в очередной раз предлагали смехотворно низкую сумму компенсации.
Внимательно прочитав доклад, перевод письма и его оригинальный текст, император взял перо, обмакнул его в чернильницу и размашисто написал поверх доклада: «Затягивайте. Очень похоже, что требование выдвинуто лишь для отвода глаз. Постарайтесь выяснить, чего они хотят на самом деле. Император».
После чего снял с чернильного прибора лампу, под лучами которой чернила мгновенно высыхали, провёл ею над резолюцией и отложил доклад в сторону.
Следующим был набор писем для похоронок из министерства обороны. Полгода назад император распорядился, чтобы к похоронке прикладывали письмо с его личной подписью.
Император раскрыл папку и достал первое письмо:
«С превеликой скорбью сообщаем Вам, что Ваш сын погиб во славу Родины. Его смерть не была напрасной, ведь он отдал жизнь за спокойный сон наших подданных. Гибель Вашего сына тяжело отзывается в нашем сердце. Мы соболезнуем Вашей потере и всей душой с Вами».
Неожиданно император отшвырнул письмо на стол и, вскочив из кресла, заметался по комнате, шипя сквозь зубы что-то неразборчивое. Через минуту он плюхнулся обратно, одним движением выхватил из ящика стола несколько листов чистой бумаги и принялся писать.
«Дорогая..».
— Не то! — император отшвырнул лист.
«Уважаемая..».
— Глупости! — второй лист отправился за первым.
В третий раз император написал просто имя и отчество матери погибшего солдата и продолжил:
«Ваш сын погиб. Поверьте, мне так же сложно писать об этом, как Вам читать, даже сложнее. Гибель каждого солдата в этой войне я воспринимаю так, словно они мои дети».