Быть русским художником

Очевидно, он принял меня за устроителя рынка и хотел наладить деловые отношения. А может, и отблагодарить, если я помогу ему застолбить место.

– Я не рынок, я – художник, – сказал я, показывая картину.

– Зачэм художнык, мы рынак хатым, – не понял он и, удивляясь моей несговорчивости, пожал плечами и пошел к машине. Оставив меня в облаке пыли, машина скрылась…

Едва осела пыль, и я проявился как на фотографии, меня охватило чувство тоски и одиночества. Я почувствовал себя стоящим на дне искусственного водоема, который может быть уже завтра будет затоплен водой.

Какое тут может быть творчество? Какой разговор с Богом? Метастазы рыночной экономики уже охватили землю, на которой я стоял. Будущий хозяин рынка так и сказал: художник не нужен, нужен рынок.

Кому нужны мои переживания, преодоления трудностей, творческие усилия, да и нужны ли картины, в которых я пытаюсь выразить свои хрупкие чувства?

Но ведь детям интересно то, что я делаю. Может быть, даже, им это интереснее рыночной торговли. И если не я, то кто откроет в их душах потайную дверцу в мир искусства, в мир высшего предназначения человека?

Эти вопросы не только отвлекли меня от живописи, но и привели в такое возбуждение, что могло быть заметно со стороны. Придя в себя от такой мысли, я почувствовал, что кто-то стоит у меня за спиной. Я оглянулся. В трех шагах от меня стоял мальчик. Это был необычный мальчик, не похожий на тех суетных мальчишек, что постоянно окружали меня. Я не слышал, как он появился, однако его присутствие внесло успокоение. Он ни о чем не спрашивал, не пытался подойти ближе, сохраняя определенную дистанцию. Мне не было слышно даже его дыхания и я подумал, что он также беззвучно исчез, но, обернувшись, нашел его на том же месте. На этот раз я успел его рассмотреть.

Худощавый, русоволосый мальчик лет одиннадцати был одет в простую несовременную одежду. За его спиной виднелась большая вязанка зеленой свеженакошенной травы, которую он удерживал двумя руками за конец веревки. От этого мальчик слегка наклонился вперед. Но, очевидно, ноша была не тяжела, потому что он не стремился положить ее на землю.

Чем-то этот мальчик был похож на отрока в картине Нестерова «Явление отроку Варфоломею». Только этот мальчик был в очках. Мы молча стояли рядом и нам было хорошо, как бывает с близким по духу человеком, с которым есть о чем помолчать. Это состояние не хотел нарушать даже внезапно стихший ветер. Наверное, в такие минуты родятся поэты и художники. Я боялся оглянуться, чтобы он не подумал, что мешает мне. Но в это время услышал возбужденные голоса.

– Вон художник! Айда к нему! – и кавалькада мальчишек на велосипедах рванула к нам. Их было человек пять. Взъерошенные, в пестрых куртках, с румянцем на лицах – они тотчас окружили меня со всех сторон и принялись наперебой обсуждать мою работу. Похоже, им был знаком этот мальчик с вязанкой.

– Кому травы набрал? Себе что ли? – спросил один из них, наслаждаясь своим шутливым вопросом.

– Нет, кроликам, – слегка заикаясь, тихо ответил мальчик. У ребят не было злобы, но видно было, что им хотелось как-то посмеяться над ним, чем-то зацепить.

Дети бывают беспричинно жестоки к тем, кто не входит в их стайку.

Казалось бы, все они одного возраста и ходят в одну школу, но для меня эти пятеро были просто детьми, а мальчик с вязанкою был отроком, потому что было в нем нечто такое, что есть в детях, отмеченных Богом.

А ребята выпендривались передо мной до тех пор, пока один из них не свалился с насыпи вместе с велосипедом. Это вызвало бурный восторг компании, а у меня была причина их разогнать.

Стало опять тихо… Непрерывающийся в течение трех дней ветер окончательно стих. Изменилось небо. Ушло то состояние, что меня привлекло, и я решил, что больше не приду на это место. Поработав еще час, я отложил кисти и, вспомнив о мальчике, обернулся. В сторону от меня медленно и бесшумно удалялась фигурка отрока с вязанкой травы…

Бабье лето ждали все. После ненастных холодных дней и никому не нужных осенних дождей хотелось тепла. Ощутив в очередной раз свою беззащитность в отсутствие солнца, все Живое радовалось его появлению. Красивее всех свою радость выражала природа. Словно подражая солнцу, она окрашивалась в его цвета. Оттого и зовется эта пора – золотая.

Есть в Борисоглебе такие места, попав в которые, ты сразу становишься предметом изучения их обитателей. Словно дворы моего детства, эти уютные уголки образуются в результате объединения нескольких домов. Только в отличие от города, каждый из этих домов имеет свой палисадник и огород. А уют этим местам придает не только мягкий травяной ковер, окаймленный палисадниками, но и колодец, к которому сходятся тропинки от окружающих его домов. А если рядом с колодцем стоит березка, то это место моя зрительная память хранит до тех пор, пока я не приду сюда с этюдником.

Конечно, мое появление не осталось незамеченным, но в отличие от бесцеремонного любопытства к художнику в многолюдных местах, здесь я был окружен таким трогательным вниманием, которое проявляют только к гостям.