Быть русским художником

Знакомясь с великими русскими художниками, я неожиданно открыл для себя новый мир – мир искусства. Он очень отличался от того, что было вокруг, но в то же время он был полон живыми образами людей, природы и предметов. Это странное существование картин в отсутствие авторов, переворачивало во мне представление о жизни и смерти. Оказывается, творение художника способно пережить его. Более того, это и есть высшая цель искусства!

Может быть, в этом параллельном мире нам приоткрывается тайна бессмертия души художника, воплощенная в картине. Как бы то ни было, но изображенный мир оказывается способен остановить мгновение, увековечить время.

Магия Третьяковки оказывала сильное влияние на творческие судьбы многих поколений учившихся в МСХШ. Постоянное присутствие большого количества выдающихся мастеров излучало такую энергию, которая могла сжечь любого, кто приближался слишком близко или подолгу находился в плену этой энергии.

В отличие от искусствоведа, художнику нужно знать столько, сколько он способен реализовать. Поэтому немногие из нас выдержали сильную дозу излучения кумиров и смогли продолжить творческий путь, сохранив при этом свое лицо.

Предвижу ехидную реакцию моих оппонентов: заколодило его на Третьяковке – слаще моркови, похоже, ничего не ел.

Вовсе нет!

Конечно же, я открывал для себя и мировое искусство. Но в открытый мир я уже выходил из своего дома, и мне необходимо было всякий раз туда возвращаться. Таким домом для меня является Третьяковская галерея, которая привлекает не только высокими камертонами, но и загадочной личностью Павла Михайловича Третьякова.

Удивительно не то, что состоятельный человек вдруг решил заняться коллекционированием живописи и сделал это смыслом своей жизни. До сих пор я не могу понять – откуда могла появиться интуиция у человека, далекого от искусства, позволившая ему значительно глубже искушенных в этом людей, ориентироваться в самом сложном, с моей точки зрения, виде творчества. Что помогало этому человеку безошибочно определять национальное значение приобретаемых картин. Ведь задача усложнялась пристрастным отношением к художникам, с которыми приходилось общаться. Значительно легче формировать коллекцию из картин умерших авторов.

Наконец, чем руководствовался Третьяков, соединяя в своей коллекции разнообразные жанры, так не похожих друг на друга художников.

Когда ходишь в очередной раз по галерее, я имею в виду ту ее часть, которую приобретал сам Третьяков, и всматриваешься в полотна, то поражаешься цельности и гармоничности собрания. В то же время из воспоминаний самих художников мы знаем, что они по-разному относились к творчеству друг друга, а порой высказывали Павлу Михайловичу отрицательное отношение к некоторым приобретаемым картинам. Однако Третьяков упрямо двигался к видимой ему одному цели.

Я давно задумывался над тем, что общего в творчестве столь разных художников, составляющих коллекцию, и только недавно понял: всех их объединяет Православное мировосприятие. Именно это восприятие мира определяет русское искусство и только это делает Третьяковскую галерею национальной!

Так же как не существует одного типа художника, не существует и обобщенного, однотипного зрителя. Я никогда не соглашусь с общепринятым мнением о том, что зритель развивается. Скорее он меняется. Ведь когда говорят «развивается», то предполагают, что в результате накапливается информация, происходят позитивные изменения, а мне думается, что именно поэтому зритель лишь меняет эстетические пристрастия. И этот процесс может иметь как положительное, так и отрицательное значение.

Как правило, изменения происходят под воздействием формирования массового вкуса. Психологи знают, что легче ввести в гипнотическое состояние огромную аудиторию, чем одного человека. Мне вспомнился любопытный научный эксперимент, в котором приглашались восемь человек в кабинет, где лежали на столе черный и белый шары. По предварительной договоренности с экспериментатором, семь человек из восьми должны были ввести в заблуждение ничего не подозревавшего восьмого, назвав черный шар белым, а белый – черным. Поразительно, но на вопрос – какого цвета шары, следом за всеми, восьмой назвал белое черным.

Не этой ли потребностью слепо доверять мнению большинства определяется, чаще всего, оценка зрителя того или иного явления в искусстве?

Похоже, искусствоведы, выстраивающие по своему усмотрению иерархию ценностей, используют это странное свойство человека. А учитывая, что между художником и зрителем постоянно находится искусствовед, легко представить, как можно корректировать или менять эстетический вкус общества.

Только тем из любителей искусства, кому посчастливилось избежать этого посредничества, и удалось испытать подлинные чувства.

Да и кому нужна эта любовь на троих?