Быть русским

Ответить на этот вопрос не так просто, как кажется на первый взгляд. Если бы речь шла о двух разных идеологиях (пусть даже крайне радикальных и по сути своей несовместимых), описанная выше ситуация была бы невозможна. Речь бы шла о чисто партийных разногласиях, подогреваемых небольшой группой профессиональных политиков и идеологов, имеющих разные воззрения на понятие прав человека, сущность демократии и прочие вопросы подобного рода. Разумеется, они могли бы увлечь своими спорами часть общества (пусть даже большую часть), но это все же оставалось бы борьбой за те или иные идеи. Но в данном случае противостояние двух позиций вообще не связано с идеологией. В самом деле, на одной стороне (условно говоря, «филатовской») могут выступать коммунисты, монархисты, анархисты, либералы (!), вообще сторонники любых известных идеологических направлений. Их объединяет только то, что все они, по выражению г-на А. Невзорова, наши. Они и ощущают себя нашими, отнюдь не поступаясь при этом собственными убеждениями и не чувствуя себя ренегатами. Многие наши вообще не имеют четко выраженных убеждений, но при этом ясно осознают, за кого они. Точно такая же картина наблюдается на другой (условно говоря, «будниковской») стороне, представляющей собою ещё более пестрый набор людей с очень разными взглядами на жизнь, среди которых тоже имеются монархисты, анархисты, даже коммунисты (!), которые, однако, четко отделяют своих от чужих и ведут себя соответственно. Собственно говоря, все идейные противоречия в российском обществе кажутся малозначительными по сравнению с разделением на наших и своих.

Разумеется, какие-то идейные предпочтения всё-таки имеют место: так, среди наших довольно много коммунистов, а среди своих их почти нет (хотя, если вспомнить начало «перестройки», так было отнюдь не всегда). Свои несколько более склонны выступать на стороне всего «либерально – прогрессивного» (и охотно называют себя «демократами»), хотя многие из ярких представителей этого лагеря на самом деле крайне далеки от признания каких бы то ни было реальных демократических ценностей. Наши, опять-таки, определяют себя как «патриотов» и часто пользуются традиционалистской риторикой.

Особенно интересны резкие переломы в настроении некоторых людей, «откалывающихся» от одного из лагерей и переходящих в другой, иногда с большим уроном для репутации. В подавляющем большинстве ситуаций такой исход можно было предвидеть с самого начала (как, например, в случае Ю. Власова, С. Говорухина или А. Невзорова: чувствовалось, что они как-то не вписываются в демократическую среду, не свои в ней).

Нельзя сказать и того, что существует некая нравственная противоположность между нашими и своими. Разумеется, каждая из сторон обвиняет противоположную в крайней моральной деградации, но на самом деле все они вполне обычные люди. Естественно, и там и там встречаются личности высоконравственные и безнравственные. На стороне относительно более успешной (в настоящий момент это «демократы»), разумеется, больше вторых, но это вполне объяснимо.

Единственным разумным выводом из всего этого может быть только признание того факта, что в обществе имеются представители не двух разных идеологий, и даже не двух разных мироощущений, но двух разных сознаний, различие между которыми не может быть описано в рамках идейной, культурной, возрастной или любой другой противоположности. В сущности говоря, это разница между сознанием двух разных народов.

* * *