Быть русскими — наша судьба

Поворот от интернационализма к патриотизму под вывеской «построения социализма в одной, отдельно взятой стране» партии и возглавлявшему её Сталину пришлось осуществить по той причине, что они натолкнулись на совершенно непреодолимое желание русского народа оставаться русским. Это была очень важная веха на пути медленного и трудного изживания околдовавшей нас марксистской утопии, и она обозначала направление, по которому пойдёт это изживание и возвращение России к самой себе. Историческая Россия стояла на трёх китах, имена которым дал граф Уваров в своей знаменитой формуле: «Православие, самодержавие, народность». Чтобы разрушить её, революционерам было необходимо убрать эти опоры, и они весьма целенаправленно и последовательно стали это делать. Сначала они уничтожили самодержавие. Это было сравнительно легко – марксистам-ленинцам, собственно говоря, даже не пришлось прилагать для этого усилий, так как царя свергла либеральная буржуазия ещё в феврале 1917-го, и в Октябре они просто закрепили эту победу над монархической Россией. Следующей их целью было православие. Эта задача оказалась куда более сложной, хотя большевикам сильно помогало всеобщее убеждение, будто «наука доказала, что Бога нет», и решить её до конца так и не удалось. Ни повсеместное закрытие храмов, ни массовые расстрелы священников, ни бешеная пропаганда Союза воинствующих безбожников, ни спровоцированное властями обновленчество не добились полной ликвидации Православной Церкви – съёжившаяся и притихшая, она продолжала жить. И с тем, что жизнь в ней всё-таки теплится, большевики в конце концов примирились – поручили надзор над ней «уполномоченным» и перестали её замечать. А вот с третьей опорой – с народностью, то есть с решимостью русских оставаться русскими, у большевиков получилась осечка, и им пришлось уступить, сделав хорошую мину при плохой игре. Опора, называемая «народностью», устояла. Понятно, что восстановление остальных двух, которое этим было уже предопределено, должно было происходить в порядке, обратном тому, в котором они разрушались: сначала вернётся к России православие, а затем – и это будет окончательным её исцелением – и самодержавие. Сегодня, когда во всей окормляющей полноте к нам вернулась Православная Церковь, ясно, что будет именно так. Два этапа возвращения к себе мы прошли, третий впереди. Но сроки, сроки – их «никто не знает, ни ангелы небесные, а только Отец Мой один» (Матфей 24, 36). Любопытство, свойственное человеку, толкает к тому, чтобы с помощью своего ограниченного разумения высказать какое-то предположение о сроках, конечно, не настаивая на его правильности. Тут можно рассуждать следующим образом. Народность восторжествовала у нас около 1930 года, когда произошла главная уступка Сталина —»построение социализма в одной, отдельно взятой стране и стал пропагандировать патриотизм, а православие – после празднования 100-летия Крещения Руси, то есть около 1990 года. Разрыв – 60 лет. Если допустить, что именно такое время необходимо для подготовки очередного шага, получается, что самодержавие вернётся к нам в 2050 году, как раз в середине XXI века. Что ж, поживём – увидим.

Конечно, процесс выздоровления России, который мы поспешили продолжить в будущее, не был прямолинейным – в нём были (и, наверное, будут) зигзаги и попятные движения – об одном из них, весьма значительном, речь пойдёт дальше. Этапы этого процесса не представляли собой чётких рубежей, до которых страна была одной, а после– другой. Даже 1929 год, который сам Сталин назвал «годом великого перелома», в строгом смысле таковым не являлся. Да, от фантазирования о мировой революции партия перешла к реальному делу – восстановлению сильного национального государства. Но от другого догмата марксистской утопии – утверждения, что социализм есть царство коллективного труда и коллективного владения средствами производства, в число которых входит и земля, – она отказаться не осмелилась. Можно думать, что Сталин искренне верил в этот постулат «единственно верного учения», которым так увлекался в молодые годы, и со свойственным ему упорством начал и довёл до конца безумную затею коллективизации, подрубающую сук, на котором всегда сидела вся российская экономика, – сельскохозяйственное производство. «Ликвидация кулачества как класса», объявленная на XV съезде ВКП(б) главной задачей, означала ликвидацию самого многочисленного сословия России, кормившего всю страну, – крестьянства. Объявляя этому сословию войну, Сталин ещё не понимал, какого напряжения сил она от него потребует, – здесь он видел всё в свете безответственных левацких высказываний Троцкого, вслед за Лениным клеймившего «идиотизм деревенской жизни». Поначалу Сталину казалось, что просветить этих сельских «идиотов» и убедить их перейти на более продуктивный метод землепользования будет проще простого, а когда по всей Руси начались крестьянские восстания, он понял, что жестоко ошибся. Но отступать было уже нельзя.