Быть русскими — наша судьба

Что ж, нет худа без добра. Поскольку я теперь нигде не работаю, у меня появилась возможность поразмыслить о некоторых сторонах нашей жизни, анализировать которые прежде было недосуг. Они отражают самую суть нашего жизнеустройства. Подумав, я начал понимать, в чём эта суть заключается. Фундаментальнейшим свойством нынешней российской жизни является её иллюзорность, выдуманность, искусственность. На языке философии это точнее всего передаётся термином «небытийность». Причина её небытийности заключается в том, что она управляется некими призраками, порождаемыми специфическими особенностями нашего коллективного сознания. Конечно, поскольку эти призраки обладают таким огромным могуществом, их нельзя назвать чем-то несуществующим, но существуют они в особом смысле. Термин «существует» неоднозначен, и можно выделить по крайней мере три его значения. Существование высшего ранга, или бытийность, есть принадлежность к той объективной реальности, которая представляет собой имманентную (неотъемлемую) основу мира в целом. Именно в этом, полнейшем смысле существует, например, закон всемирного тяготения или молекула ДНК с её такими-то свойствами. Существование среднего ранга, или полубытие, есть принадлежность к субъективным данностям, но таким, которые порождаются самой человеческой природой. Это – имманентность, относящаяся не к миру в целом, а только к миру людей как таковых. Такого типа данности не обязательно соответствуют чему-то, находящемуся вне нас, но избавиться от них мы не можем. В этом смысле существует, например, юношеская влюбленность, страх перед начальством, недоброе чувство к змеям.

Третью, небытийную форму существования можно назвать конвенциональной – она присуща тому, что люди только условились считать существующим, и это их соглашение было продиктовано не реальной действительностью, а какими-то случайными обстоятельствами. К сожалению, именно в таком, наинизшем смысле существует то, что властно подчинило себе всю нашу жизнь. Нами управляет не то, что есть, а то, что считается. Отсюда и проистекает очень низкое качество нашей жизни, её ненатуральность, её дешевизна. Это странное небытийное бытие не свалилось к нам с неба, а явилось закономерным завершением длительного исторического процесса. Куда тянутся корни той идеи, по которой организовано коллективное бытие в Советском Союзе? К Ленину, а через него к Марксу, а через Маркса к европейским социалистам-утопистам, чьи имена высечены на стеле, установленной в Александровском саду близ Кремля. Вот оно, нужное слово – УТОПИЯ! Вся наша жизнь – утопия. А что такое утопия? То, что нельзя осуществить. А мы осуществили! Никто не может, а мы, русские, смогли. Ни один народ на свете не ухитрился войти в это невозможное устроение, в эту грёзу Томаса Мора, Кампанеллы, Сен-Симона и Фурье, а наш народ смог! И, смотрите, живем в этой грёзе, и хоть бы что. Но вот вопрос: сумеем ли мы из неё выйти? А на него философия ответить не может – это должна показать сама жизнь.

Такова исповедь, дошедшая до нас, как свет погасшей звезды, из самой гущи периода нашей истории, названного «застоем» или «стагнацией». Читатели старшего поколения, жившие в те годы, наверняка почувствовали, как на них пахнуло той, уже полузабытой атмосферой всеобщего лицемерия, притворства и цинизма. Конечно, так долго жить было нельзя. Поэтому грянула «перестройка», вернувшая нас от того, что «считается», к тому, что есть на нашей, по наблюдению Маяковского, весьма необорудованной для веселья планете.

Век закончился. Эпилог

Учение лже-Христа Маркса умерло в России вместе с окончанием двадцатого века. Умирало оно долго, неохотно, тяжело и гадко и норовило унести с собой в могилу как можно больше ни в чём не повинных людей. Неприглядное с эстетической точки зрения даже в пору своей романтической молодости и имевшее успех только благодаря мимикрии под христианство, к старости оно стало безобразным, и от него за версту несло трупным запахом. Но вливание в него новых сил «отцом лжи и человекоубийцей от начала» время от времени омолаживало его, и оно пожирало ещё одну порцию жертв. В 1956 году имени его ради советские танки давили венгров, в 1968-м – чехов, в 1973-м он разжёг гражданскую войну в Афганистане. А в стране, которая всё время была его главным оплотом, его старческий маразм по закону «подобное тяготеет к подобному» притянул к власти таких же стариков-маразматиков – начался ярко обрисованный в предыдущей главе его современником «застой».