Быт русской армии XVIII - начала XX века

— Разве не знаешь, что сегодня стирка? Она весь день с бельем провозится. Жан, накрой стол, я сейчас велю подавать завтрак. — И она убежала снова.

Только что мы принялись с казначеем за сервировку, ребенок заплакал, хозяин забыл и меня и стол, бросился в так называемую детскую, схватил ребенка на руки и начал баюкать, напевая какие-то нескладные, но очень усыпительные песни.

«Вот где кстати поговорка: нужда скачет, нужда пляшет, нужда песенки поет», — подумал я и продолжал один накрывать на стол.

Минут через пять явилась хозяйка с блюдом в руках в сопровождении небритого денщика также с блюдом и двумя графинами.

— А где Жан? — спросила она.

И, не дождавшись ответа, порхнула за перегородку, хотя там уже смолкли и писк и песня.

— Уснул, слава Богу, — сказала хозяйка, на цыпочках выходя из детской, — теперь мы можем закусить спокойно.

Позавтракав, казначей начал одеваться, взял портфель с бумагами, расцеловал жену, перекрестил малютку, и мы вышли из избы: он — к командиру, а я — к адъютанту и квартермистру.

Адъютант и квартермистр принадлежали к разряду «теплых ребят», по выражению казначея. Адъютант принял меня в халате, при входе едва поднялся с места и, указав рукой на близстоящий стул, тоном покровительства произнес:

— Садитесь.

Я сел.

— А вы ведь просрочили, — сказал он, лукаво улыбаясь, — вам уж давно срок, давно надо было бы явиться; ведь уже более месяца, как вас перевели.

— Так, но я не думаю, чтобы я просрочил, мне и сроку назначено не было.

— Но вы не беспокойтесь, — продолжал адъютант, — это ведь от вас зависит, это в наших руках, мы не подвергнем вас ответственности, мы своих не выдаем. Были вы у полковника? Назначил он вам роту?

— Был, но я роты не приму, а буду за младшего штаб-офицера.

— Да? — адъютант сдвинул и нахмурил брови. — Впрочем, это я подал эту мысль, — продолжал он, просветлев немного. — Он ведь без меня ни на шаг, я его вот как в руках держу, — При этом он сделал жест наподобие того, как кучер держит вожжи, и так далеко выдвинул вперед руки, что я должен был со стулом податься назад. — Извините, нельзя, знаете, иначе. Дай волю, так зазнается. Как вам понравилось наше общество офицеров?

— Я еще никого не имел удовольствия видеть.

— Гм… ничего, служить можно, правда, с горем пополам, но можно; конечно, я никогда бы не служил здесь с моим образованием — я ведь воспитывался в университете (впоследствии оказалось, что это было сказано только для красного словца). С моими связями можно было бы и не служить вовсе, но в настоящее трудное время как-то совестно лежать на боку, нынче все порядочные люди служат. У вас есть состояние?

— Нет, никакого.

— Вам не родственник ли дежурный штаб-офицер нашего корпусного штаба?

— Да, родной дядя.

Адъютант вдруг переменил тон.

— Извините, что я принимаю вас в таком неглиже, — сказал он, захватывая левою рукою халат у горла, а правой поправляя полы его, — но я только что встал — всю ночь не спал, завален работой. Не угодно ли чаю?

— Нет, благодарю.

— Да-с, работа у меня страшная, но я ее не боюсь. Жаль одно, что никакого поощрения или, так сказать, возмездия за труды не видишь; правда, я получаю от полкового командира триста рублей серебром в год, — иначе нельзя, согласитесь, кто же для него даром трудиться станет; сам ведь он ни бельмеса не смыслит, все я; ну да что значит его триста рублей? Так, сквозь пальцы пройдут, что и не заметишь; в один дивизионный штаб за годовые отчеты рублей двести, пожалуй, а то и двести пятьдесят заплатить надо, — что же останется? Конечно, я этот расход на счет полковому командиру ставлю, нельзя баловать, сам ведь не догадается, а все-таки поощрения за труды никакого не бывает; здесь ведь не то, что в гарнизоне, — там у адъютанта почти каждодневные доходы есть. Правда, что наша служба благороднее, но зато тут разве только от продовольствия музыкантской команды кое-что перепадет, — ну и все; а вот казначей и квартермистр — это другая статья.

— Что квартермистр? Что тебе надо? — сказал, входя в комнату, рослый рябоватый мужчина лет тридцати в шинели из серого солдатского сукна.

— А вот один и сам налицо, — сказал адъютант, обращаясь ко мне, — позвольте вас познакомить. Поручик Тухолмин, рекомендую — новый товарищ, капитан Л***.

— Приятно познакомиться, — басом произнес квартермистр, — давно вас поджидаем. Добро пожаловать.

— А я вот тут знакомлю капитана с нашим житьем-бытьем.

— Плохое житье, батюшка, понаплачетесь вдоволь, — сказал квартермистр. — Это не то, что у вас там было: тут всякая дрянь, с позволения сказать, тебе в глаза тычет, неприятностей не оберешься; конечно, я плевать на все хочу, а все же неприятно, согласитесь; будь еще полковой командир порядочный человек, все бы ничего, а то такая выжига, чтобы не сказать хуже, что и не приведи Бог.

— Но мне он очень понравился, — сказал я, — и казначей о нем хорошо отзывался.

— Да, еще бы казначею нехорошо отзываться. Рука руку моет, — заметил, лукаво улыбаясь, адъютант и искоса взглянул на квартермистра.