Во времена Петра I военнослужащие, признанные по причине дряхлости, неизлечимых болезней, инвалидности негодными к армейской службе, шли в отставку, и их за ревностное служение «царю и отечеству» награждали правом носить мундир и шпагу. Дарованное право являлось привилегией, потому что при Петре же издаются указы, запрещающие гражданским лицам заводить одежду, имеющую сочетание цветов, сходных с мундирными цветами, и этим подчеркивалось особое положение армейского сословия, «всечасно кладущего животы свои на службе государевой». В 1726 году высочайший указ повелевает отставным солдатам, находясь уже вне полков, тщательно следить за своей внешностью, носить немецкое платье и содержать себя в чистоте. Артиллеристы, например, покидая службу, давали расписку с обещанием «бороду брить или ножницами подстригать по дважды в неделе и в немецком платье ходить». Непонятно, правда, было ли мундиром это немецкое платье, или отставным предлагалось воздерживаться от ношения традиционного лишь, русского, чтобы до самой смерти как бы являться носителями черт «прогрессивной» западной культуры.
В самом начале царствования Екатерины II, однако, издается распоряжение: «…никому, кто не имеет воинского чина, мундиров воинских не носить». Не имели права надевать мундир и те, кто, обзаведясь воинским чином посредством приписки к полку, не служил на самом деле в нем. Зато те военнослужащие, кто «отставлялся» с чином, могли носить мундиры «токмо без погонов», но лишь до тех пор, покуда не приобретали на гражданской службе «статский» чин.
Разрешение отставнику периода Северной войны уходить домой в мундире может дать намек о том, что воинской одежды армии вполне хватало, но факты между тем кричат о том, как плохо петровские полки обеспечивались формой, к изготовлению которой российская легкая промышленность только приступила. В 1705 году Аникита Репнин взывал к царю, жалуясь на то, как обносились сапогами, чулками и рубахами воины его дивизии — выходили из строя первыми те предметы, которые испытывали большие механические нагрузки. Репнин писал: «…деньги у них есть, а купить и дорогою ценою не найдут». Меньше года оставалось до Полтавской виктории, а канцлер Г. И. Головин в письме к смоленскому воеводе П. Салтыкову просил немедленно отправить в армию башмаки, сапоги и чулки, «понеже те обуви здесь в армее зело нужны, потребны, ибо солдаты от дальних и трудных походов весьма обувьми обносились, и многие делают себе обуви ис старых кож и в том принуждены ходить».
В 1712 году Шереметев жаловался Петру о поставке в его корпус мундирных вещей, в которых много «негодного», и о совершенной непоставке епанчей и сапог, беспокоясь о том, что «великая вреда данному мундиру чиниться, и не может тот мундир своего времени без епанчей вытерпеть». Кроме того, солдаты генерал-фельдмар-шала были вынуждены обходиться лишь одной парой башмаков и «того для обосели». В связи с этим и высказал Борис Петрович небезосновательное опасение в том, что тяжелое положение с обмундированием может стать причиной дезертирства: «салдаты к сильному побегу велми принуждены будут».
Особенно ценно для нас свидеетельство самого Петра I, тебовавшего, чтобы Т. Н. Стрешнев[15]
заготовлял мундир, «не мешкав», объясняя это тем, что «многие полки наги ходят». В бедственном положении находилось положение с мундирами и у русских, воевавших под Штральзундом, где солдаты, по свидетельству очевидца, так мундиром обносились, что «не токмо стыдно перед дацкими, саксонскими, но и самая нужда пришла, понеже наступает глубокая осень и стужа, что неподобно без мундиру нагим в поле или в опрошах вытерпеть».Трудно было не только изготовить нужное количество одежды, но и доставить ее к «потребителю» по причине ненадежности транспортных путей, тем более во время войны. Платье за границу везли на ластовых судах из Ревеля и Риги. Из-за этого «мундирную нужду» переживали в 1717 году артиллеристы А. И. Репнина, воевавшие в Померании, которые «сильно мундиром обносились». На поиски необходимого обмундирования в Кенигсберг и Данциг посылался будущий российский историк поручик Василий Татищев.
Трудности с одеждой обострялись еще и тем, что в период усиленной «эксплуатации» мундиров в походах, сражениях, работах они не выдерживали отведенных для них сроков носки. Например, в 1718 году Брюсу доносили, что мундир служителей полевой артиллерии, который выдавался в последних числах 1715 года, «зело худ», то есть он пришел в негодность уже за полгода до выдачи нового комплекта.