Быть войне! Русы против гуннов

– Что ты сказал, мерзкий раб?! – брызгает слюной вожак. – Кто разбит?! Как разбит?!

Тагулай старается держать голову прямо, взгляд не отводит. Гуннской хан пилит очумелыми глазами снизу вверх, от этого становится еще страшней – знает, что Ухтамар скор на расправу.

– Урусы напали из засады, о великий хан, – сдавленно пробормотал Тагулай, ворот больно врезался в кадык.

– Засады?! Какой засады?! Я ведь отправил с ними лучшего проводника! – не унимается рассвирепевший Ухтамар, при каждом слове сотрясает советника-раба. – Ублюдки! Сучьи дети! Позвать сюда Емшана!

– Емшан тоже пал, мой господин… – пробормотал Тагулай, робко щелкнул пальцем. В шатер мгновенно вошел гунн, низко поклонился, дрожащими руками протянул сильно помятый шлем со шпилем в виде змеи.

Ухтамар отпустил Тагулая, взял в руки шлем и пинком сопроводил гуннского посыльного воина за шатер. Следом полетел шлем Емшана. Тагулай старается отдышаться, растирает посиневшее горло, глаза со страхом следят за рассвирепевшим ханом.

– Как получилось, что я потерял двух наследников?! – люто просипел хан. – И лучшего советника! Мерзкие твари, не уберегли моих сыновей!

– Очевидно, кто-то прознал про поход вашего сына, о великий хан. Вернулось всего пятеро…

– Я предупреждал его, что это глупо… Месть не так вершится… Почему ни ты, ни Емшан не остановили его?! – дико заорал Ухтамар, вновь ухватил Тагулая за ворот. – Почему, я спрашиваю?! Теперь я лишен наследников и лучшего советника!

– Но, великий хан, вы сами одобрили намерения Вогула, – пробормотал личный слуга. – Говорили, что честь покалеченного брата требует отмщения…

Хан заскрежетал зубами, с силой отбросил Тагулая, опустился на топчан, руки обхватили бритую голову.

– Шакалы! Гнусные шакалы лишили меня наследников!

Ухтамар зарычал, выхватил из-за пояса ритуальный акинак и шагнул к советнику-рабу. Рука с кинжалом дрожит.

– Я велю разорвать конями тех, кто выжил! А тебя заставлю удушиться собственными кишками! – зловеще прошипел гуннский хан.

– Но, великий хан!.. – протестующе заверещал Тагулай, выставил перед собой руки в защитном жесте.

Рука с акинаком размахнулась. Советник зажмурился, спешно в последний раз наполнил легкие воздухом, показавшимся вдруг таким сладким. Клинок рассек воздух. Тагулай уже представил, как остро отточенное лезвие с треском пропарывает кожу, врезается в мясо, разрывает внутренности, кровь обильным ручьем сочится из смертельной раны…

Однако клинок лишь ожег щеку раба-советника и до рукояти вонзился в столб, поддерживающий шатер. Слышно, как тяжело дышит Ухтамар.

– Я придумал для тебя более суровую кару, собака!

Тагулай хватает воздух как рыба, со страхом косится на вонзенный в столб ханский акинак.

– Поедешь к князю урусов! – голос хана вдруг сделался тверже стали. – С тобой отправлю наших лучших убийц.

– Что я должен буду сделать, о великий хан? – покорно отозвался советник-раб. – Убить урусского князя?

– Зачем? – зловеще хохотнул Ухтамар. – У него тоже есть дети, но главный наследник – старший, Бусай. Так вот пусть и он вкусит горечь потери, как и я. Отвлеки его какими-нибудь разговорами, о мире – ха-ха – дружбе и согласии, например. Не мне тебя учить интрижки плести!

Ухтамар резко отвернулся, щеки блеснули мокрым.

– Но главное – принесешь голову его сына!

– Но, великий хан, там полно охраны, много княжьих витязей и дружина…

– Как ты смеешь, мерзкий раб, перечить мне, великому хану! – взорвался Ухтамар, Тагулай в страхе попятился. – Если не принесешь голову его сына – Бусая, – я тебя разорву конями, а остатки брошу на съедение псам!

Тагулай согнулся в почтительном поклоне, коротко бросил: «Исполню, о великий хан!» – и заковылял прочь из шатра.

Ухтамар тяжело опустился на топчан, печаль и ярость обжигают его сердце. Скупая слеза скользит по раскрасневшейся щеке.

– Вогул, мальчик мой, я же тебя предупреждал, что это не простые пахари! – бормочет дрожащим голосом гуннский хан. – Не послушался! Эти шакалы коварны, будь они сто раз прокляты! – Хан смахнул слезу, повернулся к выходу: – Позвать моих военачальников!

Хан поднялся и принялся ходить взад-вперед, руки устроились за спиной.

– Пока эта рабская собака Тагулай будет усыплять бдительность урусских князей, я нанесу сокрушительный удар там, где меня не ждут, – бормочет себе под нос Ухтамар. – Ничего, сынок, твоя смерть будет отомщена! – Гуннский хан замер, глаза немигающе уставились к выходу, рука до побелевших костяшек сжалась в кулаке. – Паршивые урусы умоются кровью, клянусь!

22

По телу волнами проносится судорога. Глаза застилают слезы, они горячими струйками скользят по щекам, повисают на подбородке и соленой капелью срываются в траву древлянского леса.

– Ну, будет тебе так сокрушаться-то, – рядом с ухом Боряты пробасил Лютобой, тяжелая рука опустилась на плечо анта, дружески теребит. Борята лишь шмыгнул носом в ответ. – Так горе-печаль все сердце съесть может…