Читаем Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер полностью

Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер

Паула Модерзон-Беккер была здесь: дружила с Рильке, бродила по пустошам, писала детей и крестьянок, увлекалась нудизмом, вела дневник и стала первой художницей, решившейся на обнаженный автопортрет. При жизни Паула не получила признания: на ее выставки писали едкие рецензии, а продать ей удалось всего три картины – не в пример меньше, чем ее супругу, художнику Отто Модерзону. Нацисты уничтожили часть ее произведений, считая их «дегенеративными». Но у Паулы всегда были защитники. Среди них – французская писательница Мари Дарьесек, создавшая живой и точный литературный портрет Паулы – историю неравной борьбы экспрессионистки с художниками начала ХХ века, поиска собственного стиля, дружбы с Кларой Вестхофф и брака с Отто Модерзоном, ее жизни в Ворпсведе и Париже. «Быть здесь – уже чудо» закрепляет за Паулой репутацию важнейшей фигуры модернизма и проливает свет на те трудности, с которыми сталкивались художницы на пути к профессиональному признанию.

Мари Дарьесек

Биографии и Мемуары / Документальное18+

Мари Дарьесек

Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер

Перевод: Светлана Яцык

Редактор: Тимофей Петухов

Корректура и верстка: Юля Кожемякина

Дизайн обложки: Юля Попова

Технический редактор: Лайма Андерсон

Главный редактор: Александра Шадрина


© Editions P.O.L, 2016

Published by arrangement with SAS Lester Literary Agency & Associates

© Светлана Яцык, перевод, 2020

© Издание на русском языке, оформление. No Kidding Press, 2020


Издание осуществлено в рамках программы содействия издательскому делу «Пушкин» при поддержке Французского Института в России


Cet ouvrage, publié dans le cadre du Programme d’aide à la publication Pouchkine, a bénéficié du soutien de l’Institut français de Russie


Быть здесь – уже чудо.

Рильке. Дуинские элегии


Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер

I

Она была здесь – на Земле и в этом доме.

В ее доме для посетителей открыты три комнаты. Они огорожены красными бархатными канатами. На мольберте стоит репродукция ее последней картины, букет подсолнухов и мальв.

Она писала не только цветы.

За серой дверью, запертой на ключ, была лестница на второй этаж – там мне мерещились призраки. А если выйти из дома, можно было увидеть Паулу и Отто, Модерзон-Беккеров. Одетые в нелепо стилизованные костюмы, они – не призраки, а монстры – смотрели из окна своего дома мертвых, поверх улицы, поверх нас, живых. Пара восковых манекенов, двухголовый уродец в окне этого милого строения из желтого дерева.

Не будем лукавить, здесь и чудо, и ужас: ужас ее истории (если жизнь человека уместно называть историей): умереть в тридцать один год, когда впереди еще столько не сделано, с младенцем восемнадцати дней от роду на руках.

И ее могила ужасна. Она находится в Ворпсведе, пряничной туристической деревушке. В эдаком Барбизоне[1] Северной Германии. Памятник для нее сваял Бернгард Хётгер, друг Паулы. Это огромный монумент из гранита и кирпичей. Полуобнаженная женщина, крупнее, чем в жизни, на животе – голый младенец. Как будто и ребенок умер, но это не так: Матильда Модерзон прожила девяносто один год. Памятник уже потрепан временем, ветром и снегом Ворпсведе.

Двадцать четвертого февраля 1902 года, за пять лет до смерти, Паула Модерзон-Беккер писала в своем дневнике: «Я часто думаю о своей могиле… Над ней не должно быть холма. Хватит простого прямоугольного участка, с белыми гвоздиками по краям. А вокруг гвоздик пусть идет скромная гравиевая дорожка, тоже окруженная гвоздиками, и простая деревянная ограда, за ней – заросли шиповника. В ограде была бы небольшая калитка для тех, кто придет меня навестить, а в глубине – маленькая тихая скамейка, чтобы можно было посидеть. Пусть меня похоронят на кладбище за нашей церковью в Ворпсведе, у изгороди, из-за которой открывается вид на поля (в старой части, на другом конце). Может быть, еще два куста можжевельника в изголовье могилы, а между ними – табличка из черного дерева с одним только моим именем, без даты, без лишних слов. Вот это было бы хорошо… Может, еще стоит добавить горшок, чтобы люди могли оставлять свежие цветы».

Те, кто приходят ее навестить, оставляют цветы между ног ребенка. У могилы и правда растет шиповник, как и другие кусты. В эпитафии, выбитой в граните, выделено слово GOTT (бог) – заглавными буквами. Мой друг, говорящий по-немецки, узнает библейский стих, это Послание к Римлянам, 8:28: «любящим БОГА ‹…› всё содействует ко благу». На могиле той, что поминала Бога, только когда читала Ницше.

Странно ли в двадцать шесть лет задумываться о могиле? Отто потерял свою первую молодую жену; не было ли новой молодой жене не по себе, когда она сочеталась браком с этим вдовцом? «Я принесла вереск на могилу женщины, которую он однажды назвал своей возлюбленной».

«Предчувствия» Паулы воплотились в романтических персонажах, Девушке и Смерти. Рассказывая о картинах, которые она хотела бы написать, совсем юная Паула никогда не упоминала ни танцы, ни похороны, ни яркий белый, ни приглушенный красный… «Если бы только любовь распустилась для меня до того, как я уйду; если бы я могла написать три прекрасные картины, я бы упокоилась с радостью, с цветами в волосах».

Паула вечно молода. От нее осталась лишь дюжина фотографий.

Хрупкая, тонкая. Круглые щеки. Веснушки. Свободный пучок, пробор посередине. «Цвета флорентийского золота», – скажет Рильке о ее волосах.

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих кумиров XX века
100 великих кумиров XX века

Во все времена и у всех народов были свои кумиры, которых обожали тысячи, а порой и миллионы людей. Перед ними преклонялись, стремились быть похожими на них, изучали биографии и жадно ловили все слухи и известия о знаменитостях.Научно-техническая революция XX века серьёзно повлияла на формирование вкусов и предпочтений широкой публики. С увеличением тиражей газет и журналов, появлением кино, радио, телевидения, Интернета любая информация стала доходить до людей гораздо быстрее и в большем объёме; выросли и возможности манипулирования общественным сознанием.Книга о ста великих кумирах XX века — это не только и не столько сборник занимательных биографических новелл. Это прежде всего рассказы о том, как были «сотворены» кумиры новейшего времени, почему их жизнь привлекала пристальное внимание современников. Подбор персоналий для данной книги отражает любопытную тенденцию: кумирами народов всё чаще становятся не монархи, политики и полководцы, а спортсмены, путешественники, люди искусства и шоу-бизнеса, известные модельеры, иногда писатели и учёные.

Игорь Анатольевич Мусский

Биографии и Мемуары / Энциклопедии / Документальное / Словари и Энциклопедии
Русская печь
Русская печь

Печное искусство — особый вид народного творчества, имеющий богатые традиции и приемы. «Печь нам мать родная», — говорил русский народ испокон веков. Ведь с ее помощью не только топились деревенские избы и городские усадьбы — в печи готовили пищу, на ней лечились и спали, о ней слагали легенды и сказки.Книга расскажет о том, как устроена обычная или усовершенствованная русская печь и из каких основных частей она состоит, как самому изготовить материалы для кладки и сложить печь, как сушить ее и декорировать, заготовлять дрова и разводить огонь, готовить в ней пищу и печь хлеб, коптить рыбу и обжигать глиняные изделия.Если вы хотите своими руками сложить печь в загородном доме или на даче, подробное описание устройства и кладки подскажет, как это сделать правильно, а масса прекрасных иллюстраций поможет представить все воочию.

Владимир Арсентьевич Ситников , Геннадий Федотов , Геннадий Яковлевич Федотов

Биографии и Мемуары / Хобби и ремесла / Проза для детей / Дом и досуг / Документальное