Быть здесь – уже чудо. Жизнь Паулы Модерзон-Беккер

Паула ходит на курсы по анатомии в Высшую школу изящных искусств – в 1900 году она открыла двери девушкам[4]. Там много иностранок: американки, испанки, англичанки, немки, русские – все они приехали, потому что не нашли ничего подобного в своих странах. Несмотря на головную боль, которую у нее вызывают трупы (предоставленные школой медицины), Паула очень ценит этот курс. Наконец-то она поняла, что такое колено, – напишет она родителям. Катлин Кеннет, студентка из Англии, писала в 1900 году с некоторой иронией: «Сказать, что девушка двадцати лет отправилась в Париж, чтобы учиться изящным искусствам, означало, в сущности, констатировать, что она навсегда потеряна для общества». Во всяком случае, Паула считала, что учиться там «женщинам тяжелее». От них ожидали миленьких и обольстительных картин, тогда как мужчинам позволялось хулиганить. А этот прекрасный, порочный Париж! Затхлая вонь абсента, всюду – грязь и лица, напоминающие луковицы. Отец заклинал ее не гулять вечерами по Большим бульварам, потому что «там можно увидеть дурные вещи».

Паула снимает комнату на бульваре Распай. Кровать в длину, полторы кровати в ширину. На стенах – обои в цветочек. Камин, лампа на парафиновом масле. Комнату с ней делит Клара Вестхофф, приехавшая учиться у Родена. Первая покупка – матрас. Вторая – метла. Надраить, вычистить все. Тридцать сантимов – и по воскресеньям будет приходить уборщица. Паула мастерит мебель из обрезков досок и драпирует их кретоном. Цветы здесь невероятно дешевые: всего за пятьдесят сантимов можно купить букет нарциссов или мимоз или восемь роз! Она нашла кафе-молочную, в которой можно поесть за франк (правда, не слишком плотно). Она худеет. Бутылка красного вина за пятьдесят сантимов, полезно для железа в крови. Родители посылают ей леденцы.

Лувр. Гольбейн. Тициан. Боттичелли, его огромная фреска; пять молодых женщин в летящих платьях словно сняли «огромный груз с ее сердца». И Фра Анджелико. Быть с ним в окружении святых. А снаружи видеть Сену то в голубой, то в золотистой дымке. Акробаты на набережных. Букинисты разложили книги на лотках. Коро и Милле в частных галереях. Ей есть что показать Кларе: на правом берегу, у торговца Воллара, стопки картин привалены к стенам, и она уверенно их перебирает. Здесь есть новая простота, говорит она, – Сезанн.

Паула гуляет много и всюду. Омнибусы огромны, их тянут тройки. Некоторые запряжены «тандемом»: лошади идут гуськом. Это так живописно, что она делает наброски. Но самое экстравагантное – парижане. Немыслимые шляпы, невиданные цвета, художники, одетые совершенно карикатурно в бархатные костюмы, с невероятными развевающимися галстуками, в плащах и даже тогах, длинные шевелюры, женщины вытворяют с волосами невероятные вещи. И «Бал Бюлье», студенты вперемешку со швеями и прачками, широкие шляпы, шелковые платья, открытые блузы и даже дутые велосипедные штаны!

Февраль, ее день рождения; она празднует с Кларой и студентками из Коларосси. Подарки: огромный апельсин, букет фиалок, луковица гиацинта в красивом горшке и полбутылки шампанского!

⁂

Скоро откроется Всемирная выставка, и цены на комнаты взлетают. За «почти такие же» деньги Паула переезжает в дом 9 по улице Кампань-Премьер, в более просторную и более чистую студию. Ее отцу слегка отказывает логика: он беспокоится, что расходы выросли, но при этом просит Паулу не экономить ни на отоплении, ни на сливочном масле. И, самое главное, не работать слишком много: «Это глупо. Люди созданы не для того, чтобы все время работать, а для того, чтобы наслаждаться жизнью, чтобы оставаться чистыми и восприимчивыми».

Паула выигрывает конкурс в Академии. Четверо профессоров единодушно проголосовали за нее. Она отправляет родителям открытку, на которой трогательно и забавно изобразила себя: с медалью на шее, в руках – палитра и кисти, а на заднем плане – Сена и собор Парижской Богоматери. «Жизнь серьезна, насыщенна и прекрасна». Но в творчестве не все гладко. Она бывает подавлена. Паула здесь уже четыре месяца. Она блуждает по городу, по «необъятной личности Парижа». Париж расколот делом Дрейфуса. Паула не говорит об этом. Ей очень нравится строящийся Сакре-Кер, но она ни словом не упоминает Коммуну. Она смотрит спектакли с Сарой Бернар, считает «Сирано де Бержерака» Ростана слишком французским, слушает «Страсти по Матфею».

И пишет Отто Модерзону длинные письма. Рассказывает ему о том, как хорошо жить в Париже весной, о французском вкусе к удовольствиям: «Мы, немцы, умерли бы от нравственного похмелья после такого потворства своим слабостям». Ей кажется, что на устах у парижан – только любовь. Но она на это не поддается. Да и в любом случае не понимает. Как хорошо быть немцем, простым и лучшим! Во всяком случае, она была бы крайне счастлива получить от него словечко.