генетику, называя её «вейсманизмом-морганизмом», буржуазной псевдонаукой. Касательно этого я очень рекомендую внимательно изучить историю Трофима Лысенко, Николая Вавилова, их противостояние, а также «лысенковщину» (собственно, половой символизм и есть социальная лысенковщина). Эта длинная и весьма неприятная история облегчит понимание того, о чём мы ведём и будем вести речь. Лысенковщина входила в канву марксизма, который утверждал, что поведение человека определяется только воспитанием в окружающей среде — дословно «бытие определяет сознание». То есть если человека с преступными наклонностями (вор-рецидивист или маньяк-убийца) поместить в коллектив добрых и справедливых людей, то этот преступник тут же осознает, каким он был плохим, и перестанет воровать и убивать. Будет честно трудиться и побивать рекорды. Если проституирующей индивидуалке дать работу швеи-мотористки или чесальщицы-мотальщицы, то она тут же перестанет торговать своим телом и будет честно трудиться 8 часов 5 дней в неделю. А по вечерам слушать лекции о том, есть ли жизнь на Марсе, и участвовать в заводском кружке самодеятельности. Кстати, как раз анализ проституции заставил социалистов очень бледно выглядеть перед собой же, так как наглядно показал, что вся это социологизаторская чушь не работает в реальности. Марксизм утверждал, будто проституция является плодом капиталистической несправедливости. Женщин якобы заставляет торговать собой низкий уровень жизни и безработица. Однако когда в СССР ликвидировали безработицу и наладили социальную справедливость (по утверждениям властей), проституция никуда не делась. По-прежнему профурсетки торговали собой в ресторанах, гостиницах, на улицах, на курортах. Иными словами, некоторая часть женщин сознательно и принципиально отказывалась работать руками или умом, предпочитая иное занятие. Даже в относительно сытые и благополучные 60-70-е гг. Наоборот, именно в 70-е гг отмечен рост проституции. И перевоспитываться в швей-мотористок куртизанки совершенно не собирались. Но постойте, как же так?! Ведь Маркс писал, ведь Энгельс говорил... Вот именно, чушь говорили эти два кабинетных фантазёра и их фанатичные поклонники. И властям пришлось стыдливо прятать глаза друг от друга: за все послевоенные годы проституции — этому очень выраженному, очень негативному социальному явлению — практически не было посвящего ни одного серьёзного научного исследования. 210
Те, которые были проведены (две штуки), получили гриф «для служебного пользования», поскольку в пух и прах разбивали построения идеологов социализма. Власть настолько боялась признать наличие проституции как системной проблемы, что с 1955 по 1986 гг не решалась ввести одноимённую статью в УК или КоАП. С проституцией боролись по другим статьям (тунеядство, хулиганство, нарушение паспортного режима), но дать этому явленияю объяснение не могли. Вернее, сводили его к «отдельным нетипичным случаям паразитического существования». Которым тоже дать объяснение не получалось. Потому что в рамках марксистско-ленинской философии это не удавалось, а признавать, что данная философия ошибочна, было нельзя. Понимаю, всё это — от Фурье до Энгельса — звучит безумно. Но не надо забывать, что те времена были эпохой кабинетных теоретиков, предельно оторванных как от науки, так и от реальной жизни. Их труды по большей части стоит рассматривать как научно-фантастические сочинения. Эти люди, выходцы из имущих слоёв интеллигенции, получившие гуманитарное (т.е. оторванное от реалий) образование, жили на собственный капитал или на чужие подачки и философствовали в той степени и в том направлении, которые только мог создать их разум. К ним больше, чем к кому бы то ни было, подходит ирония Салтыкова-Щедрина о том, что эти люди верят, будто булки растут на деревьях, а куры летают жареными. Утопии социалистов ХІХ века поражают смелостью фантазии (в простонародье – ахинеей) потому, что их создатели смотрели на жизнь общества и мира вообще не изнутри, а словно турист из окна автобуса. Отрицание биологических ролей и биологической разницы между мужчиной и женщиной приводило к тому, что межполовое разделение ролей и труда выглядело как дискриминация женщин (хотя почему только женщин?). Тепличные философы понятия не имели, например, о сельском хозяйстве и вообще жизни в селе, где межполовое разделение труда самое необходимое и потому очевидное. У них не было опыта самостоятельного создания капитала с нуля, не было опыта управления персоналом, поэтому они не имели никакого понятия о том, зачем нужна иерархия и что случится, если её не станет. Они не жили в среде маргиналов и преступников, поэтому не понимали психологии ВП людей. Они не руководили тюрьмами и не представляли себе человеческих коллективов, построенных по всем правилам животного мира. Они никогда не управляли очень большими группами людей, поэтому 211