Я полностью осознаю, что
Это ругательство. Это оружие. Это обвинение, отрицание и отторжение. Когда Мэтт спрашивает, не называли ли меня «жирной» в школе, он уже представляет меня с жалостью, в низших рядах иерархии – среди двух азиатских детей-заик, свидетеля Иеговы с одним глазом, малыша-дауна или мальчика-гея.
Мэтт сочувствует мне, а значит, он никогда не трахнет меня, а значит, я умру от горя, возможно, в течение следующего часа, раньше, чем докурю сигарету, мокрую от слез.
В моей семье, моей толстой семье, никто из нас никогда не произносит слово «жирный». «Жирный» – слово, которое вы слышите на детской площадке или на улице, – запрещено использовать дома. Дома, вместе, мы в безопасности. Здесь нашим чувствам никто не повредит, потому что мы никогда не признаем, что жир существует. Мы никогда не признаемся себе, что мы семья слонов.
Но молчание – штука опасная. Потому что оно приводит к тихому стоическому принятию того факта, что есть вещи, в которых мы никогда не можем принять участия: шорты, плавательные бассейны, платья с открытыми плечами, катание на роликах, широкие юбки с воланами, обтягивающие майки, высокие каблуки, скалолазание, флирт, поцелуи, чувство уверенности.
И при этом ни слова о том, чтобы похудеть.
Идея, что можно перестать быть жирными, – это абсолютная утопия.
Мы жирные и будем жирными всегда, и мы никогда, никогда не будем говорить об этом, и это конец. Мы вытащили лотерейный билет с надписью «Жирдяй», и это приговор. Жир – это как национальность, как набор хромосом.
В результате в мире существует очень мало вещей, которыми мы можем по-настоящему насладиться. Лето мы проводим в поту. В межсезонье ветер прижимает юбки к нашим бедрам, и это не доставляет удовольствия никому – ни зрителям, ни нам самим.
Зима – единственное время, когда мы чувствуем себя комфортно: укрытые с ног до головы джемперами, пальто, сапогами и шапками. Я начинаю любить Санта-Клауса. Если бы я вышла за него замуж, то на его фоне казалось бы почти худой. Мы все мечтаем о переезде в Норвегию или на Аляску, где могли бы все время носить пуховики.
Когда идет дождь, мы счастливее всех. Тогда мы можем просто остаться дома, в пижамах, вдали ото всех.
В тот день, когда Мэтт Вэйл задал мне свой страшный вопрос, у меня под одеждой был купальник, сохранившийся с того времени, когда у меня был 12-й размер. Это был своего рода примитивный и неэффективной корсет – я мучительно втягиваю живот.
– Нет! – говорю я, высокомерно поднимая брови, как Ава Гарднер.
Я затягиваюсь сигаретой еще раз и больше не втягиваю живот. Он подвел меня. Зачем беспокоиться?
«Нет, они не называли меня в школе жирной, Мэтт, ты, не замечающий своей сексапильности чудак, по которому я буду сохнуть ближайшие два года, чей свитер я украду и буду хранить под подушкой, а потом как бы случайно заставлю тебя расстаться с девушкой».
Они не называли меня «жирная». Они называли меня «жирдяйка».
Заставляет ли слово «жирная» вас вздрогнуть? Возникает ли у вас чувство, что я груба или неделикатна, когда произношу его? Если в разговоре произносится слово «жирная», оно тревожит людей, как затихающая сирена. Обычно в ответ раздается: «Ты не толстая! Конечно, ты не толстая!» Именно это обычно слышит толстый человек, который, возможно, просто хочет поговорить о своей проблеме, а не слушать лживые уверения.
Чаще всего, однако, это слово используется как оружие, чтобы мгновенно и наверняка заставить кого-либо замолчать: «Заткнись, сука жирная!»
Обвинение в «упитанности» пришло на смену долго державшему лидерство слову «педик» – видимо, потому что толстые люди, в отличие от геев,
действительносчитают себя неполноценными. Это беспроигрышный вариант – назвать оппонента жирным. Он тут же прекращает всяческое сопротивление и поднимает лапки. И что бы с вами ни происходило в минуты тяжких сомнений и невзгод, вы всегда можете утешиться мыслью: «По крайней мере я не толстая».Обвинение в полноте очень эффективно, даже если не имеет под собой вообще никакого основания. Я видела женщин 10-го размера, которых заставили замолчать, назвав толстыми. Как будто они почувствовали, что обвинитель узрел некую «ауру жира» вокруг них или пророчески предвидел, что они в будущем растолстеют.
Очередной раз услышав в качестве реплики в споре «Да, но по крайней мере я не