Быть женщиной. Откровения отъявленной феминистки

– Проходя мимо детских игровых площадок, я всегда думаю, что если бы сохранила беременность, то до сих пор сидела бы вон на той скамейке, толстая, страдающая от депрессии, измотанная, ожидая возможности начать жизнь сначала, – говорит Лиззи.

Рейчел, как всегда, лаконична:

– Это одна из лучших четырех вещей, которые я когда-либо сделала – после брака с моим мужем, рождения сына и получения займа для переоборудования чердака под фиксированный процент.

Думаю, все эти статьи пытались убедить меня, что мое тело – или подсознание – было бы сердитона меня за отказ от ребенка. Причем эта неосознанная реакция была бы выше, что ли, – более «естественной», более нравственной – в сравнении с рациональным выбором моего сознания. Ведь женщины созданы, чтобы рожать детей, и та, которая не внесла свой вклад в деторождение, должна страдать и каяться.

Но все, что я видела в действительности – и вижу сейчас, спустя годы, – это истории миллионов женщин, пытающихся исправить ошибку, которая могла бы погубить их, а потом просто продолжающих жить. Тихо, благодарно – и в молчании. То, что я вижу, убеждает меня, что это решение только во благо.

Глава 16 Вмешательство в естественный ход вещей

Сейчас я, 35-летняя, считаю десятилетия так же небрежно, как ребенком считала недели. Я стала решительней и эмоционально мягче, но порой кажется, это достигнуто за счет моей кожи, постепенно приобретающей ломкость вафли. «Может быть, коллаген просачивается из кожи в сердце», – думаю я, проводя пальцем по руке и зачарованно наблюдая, как кожа собирается «в елочку». Я втираю в складки крем из масла какао, и они исчезают. Проходит несколько часов, и я вижу их снова.

Моя кожа понемногу становится… зависимой.

Не только кожа меняется не лучшим образом. Похмелье теперь омрачается депрессией. Неловкий поворот на лестнице причиняет боль колену. Мне нужны лифчики на косточках – косточки как телохранители, и эта охрана требуется мне все время. Я вовсе не вымотана, даже не устала, но уже не испытываю прежнего чувства, что могла бы спонтанно станцевать твист в любой момент.

Меня чуть больше, чем раньше, тянет прилечь.

Вторгаются в жизнь первые весомые напоминания о смерти. Родители знакомых начинают болеть. Родители друзей начинают умирать. Начинаются похороны и поминки, на которых я говорю друзьям слова утешения, в то же время тайно утешая себя, что между мной и смертью стоит еще одно поколение. Самоубийство, инсульт, рак – пока что все это удел старших. Моего поколения эти бедствия пока не коснулись.

Но как бы получая инструкцию на будущее, я наблюдаю за старшими, скорбящими у могил, в церкви, в крематории, до странности похожем на общественную сауну. Скоро я буду непосредственно участвовать в ужасных сценах прощаний.

Скоро я, посмотрев на свои руки, пойму, что они похожи на руки моей бабушки и что кольцо, которое блестело все эти годы – без каких-то стараний с моей стороны, – стало антиквариатом. Я перестала быть по-настоящему молодой. Теперь будет остановка лет на десять, а дальше я начну стареть.

Зима, Лондон, еще одни поминки. Умер удивительный человек, и я пришла засвидетельствовать свое почтение. Он был успешным, его любили, и церковь до отказа полна его сверстниками. Я никогда прежде не была в компании такого множества людей старшего поколения, таких влиятельных.

Получив приглашение на поминальную службу, я была польщена оказанной честью. Но и очень нервничала. Алан принадлежал к выдающемуся социальному кругу – самому воплощению Лондона 1960-х, всего передового и умного, что на протяжении многих лет формировало и правящие круги XXI века. Бывшие и нынешние руководители BBC, бывшие министры внутренних дел Великобритании, редакторы газет. Около полудюжины лордов и леди. Дэвид Фрост. Я никогда не бывала в обществе такого количества исключительных, могущественных женщин.

Вокруг церкви толпились папарацци, непрерывно снимая прибывающих. Толклись охотники за автографами – не понимающие, насколько нелепо просить погруженного в скорбь сильного мира сего подписать книгу «С наилучшими пожеланиями!» и добавить поцелуи.

Внутри было неожиданно тихо, пришедшие тесно расположились на скамейках и верхнем ярусе галереи. Пальто от Prada, Armani, Dior. Телячья кожа сумок и обуви, кремы для рук с запахом розовых лепестков. Вся церковь пахнет богатством. Вот оно, воплощение респектабельного, неуязвимого, вечного английского истеблишмента. К этому я была готова.

То, к чему я не была готова, – это лица. Женские лица. Мужские были точно такими, как вы их себе представляете. Мужчины, будь то знаменитые или неизвестные, выглядели – да просто мужчинами. Людьми 40, 50, 60 лет. Обеспеченными, ухоженными, уверенными в завтрашнем дне. Мужчинами, которые проводят отпуска в теплых краях и любят джин.