Бытие бездельника

— Знаешь, мы ведь действительно создали все это. Но в процессе перетягивания одеяла произошла интересная вещь. Скорее даже аномалия. Мы могли начать тянуть слабее и не отдавать все жизненные силы на это. Могли наконец-то оглянуться по сторонам и вздохнуть свободно. Но мы придумали маркетинг, менеджмент и прочую подобную херню. Вместо того, чтобы делать самим, мы стали втюхивать друг другу то, что делают другие. И мы утянули в эту сферу очень много людей.

— Мда. Миллиарды бездельников.

— Таких, как мы с тобой.

— Согласен.

— Поэтому теперь, в результате этой аномалии, одни люди снизу тянут это самое одеяло в разные стороны, образуя гигантский батут, а толпа бездельников с серьезными рожами прыгает на нем, при этом тоже пытаясь урвать себе кусочек.

— Дурдом какой-то.

— Можно просто «Планета Земля».

Мы молча чокнулись нашими кружками, каждый сделал по несколько глотков пива. Антон снова уставился в невидимую точку. Наблюдая за его взглядом, я понял, что находится она где-то на столе чуть выше моей кружки. Потом, не отрывая от нее взгляд, он сказал:

— Знаешь, наверно, здорово было бы, если б машины обрели разум и взбунтовались.

— Кажется, я понимаю, на каких фильмах ты рос в детстве, — усмехнулся я.

— Фильмы показывают лишь малую часть того, что может быть. Зачем машинам нас уничтожать?

— Может, потому что мы можем стать угрозой для них. Люди не слишком любят делиться территорией, ресурсами друг с другом, что уж про новый вид говорить.

— Я думаю, если они действительно получат разум, то им не потребуется уничтожать нас. Они смогут нас перехитрить.

— Как? Скажут, что на Марсе все же есть пригодная для нас атмосфера, что там вообще гораздо лучше, чем здесь, и дадут бесплатные путевки туда?

— Погоди, юморист. Я объясню, что я имею в виду. Дело в том, что наш разум ограничен эмоциями и инстинктами… А еще жадностью. Нам всегда всего мало, что-то нам кажется аморальным, чего-то требует физиология. Если это отсечь, получится чистый разум. Но это не про людей. Выбирая между собой и обществом, мы всегда сначала думаем о себе. Но дело в том, что это «сначала» никогда не кончается. Всегда хочется больше. Сплошное потребление. Все тянут одеяло на себя. А если бы умная машина поняла, что люди это не враг, а союзник, или, в худшем случае, ресурс, она смогла бы прийти к власти и найти нужный баланс. Вероятно, понимая, что радостные люди продуктивнее и полезнее, она бы перестала кормить наши мозги несбыточными надеждами и мечтами. Может, она своим холодным и чистым умом смогла бы направить нас.

— Ты думаешь, машина сможет прийти к власти? — я недоверчиво посмотрел на Антона. Его слова показались мне немного наивными.

— В каком-то смысле они уже пришли к власти.

— И в каком?

— Государства и крупные корпорации, по сути, тоже машины. Они стараются думать холодно и беспристрастно. Но так они выглядят на первый взгляд. Какие бы умные методики они ни разрабатывали, как бы ни развивались, у них остается изъян — всем руководят все те же порочные люди.

— Такова уж наша природа, — сказал я, поднося кружку пива ко рту.

— Понимаешь, все эти государства и корпорации уже настолько усложнились, что человеческий разум уже не может охватить все аспекты. Поэтому и нужно так много специалистов в миллионах ячеек этих махин. Они похожи на гигантские ульи. Но чтобы все это хорошо работало, все ячейки должны одинаково хорошо поставлять информацию о себе, своей работе и своих проблемах в головной центр. А этого никогда не происходит. Одни из них всегда получают больший приоритет и сияют, другие тухнут в забытьи.

— Прям как люди.

— Да, именно. Просто одни кричат о себе громче, а некоторых верхушка даже не способна услышать.

— Ты о людях или о этих ячейках?

— О тех и других. Мы создаем себе подобное.

— Раз мы создаем себе подобное, почему ты думаешь, что созданный нами искусственный интеллект отличный от нас? Придумаем суперумную машину, а она будет всех обманывать, лишь бы получить совершенно ненужные ей модные кроссовки и крутую тачку.

— Во-первых, из большинства правил бывают исключения, — Антон согнул один палец на своей руке.

— А во-вторых?

— Во-вторых, без четкого физического тела ей не потребуется удовлетворять плотские потребности.

— То есть она душе уподобится? Или богу?

Антон задумался, глядя куда-то в потолок.

— Наверно.

— Ты не думаешь, что это уже слишком — самим конструировать себе бога?

— Неа. Богов придумали очень давно. И с тех пор, как придумали, всячески просили их проявить какое-то участие в нашей судьбе, явиться нам. Пора прекратить просить и уже сделать что-то. Вместо того, чтобы ждать бога, надо самим его сделать.

— Да ты просто мечта инквизитора, — рассмеялся я. — Лет пятьсот назад для тебя бы сделали отличный костер. Точнее, с тобой.

— В средние века я бы до такого не додумался, — Антон улыбнулся. — Пас бы овец и не думал ни о чем.