Бытие и сущность

Философия, включая метафизику, должна была бы отвечать тем же требованиям, т. е. начинать с видимого и заканчивать видимым. Должна хотя бы в той мере, в какой она претендует на знание. Великолепные системы идеалистов, по праву именуемых «великими мыслителями», принадлежат скорее к царству искусства, чем философии. Чтобы написать свои сочинения, авторы этих систем должны были отказаться от попыток познания и полностью предаться творчеству. Практический успех их воли к созиданию подменяет у них усилие верификации, к которой всегда стремится познание в собственном смысле. Вовсе не случайно Германия одновременнно является страной великих идеалистических систем и великой музыки. Фихте, Шеллинг, Гегель, Шопенгауэр могут взять практически любую метафизическую тему и развернуть ее в целый мир с такой же непринужденностью и красотой, с какой пишет фуги Бах. Но Бах прав, потому что цель искусства — творить; а Гегель неправ, потому что цель философии — познавать. Как и наука, философия не может быть системой: ведь всякое систематическое мышление начинается с допущений, в то время как философия, будучи знанием, должна начинать и заканчивать усмотрением.

Такое понимание сущего и метафизики уже предлагалось начиная с XIII в. Но любопытно проследить, сколь многие философы его приняли. Парижский магистр Бернар Ломбардский говорил около 1327 г.: «Есть два мнения [о сущем]: первое — св. доктора Фомы, который утверждает, что во всех сущих, кроме Бога, существование отлично от сущности; второе — единодушное мнение всех остальных парижских ученых, утверждающих обратное»[1107]. Но даже если не принимать это свидетельство буквально, приходится признать, что такое понимание сущего редко встречается в истории метафизики. Настолько редко, что многие из так называемых «томистов» молчаливо отрекались от него и даже порой открыто опровергали; а некоторые из них доходили до заявлений, будто и сам Фома Аквинский никогда не учил ничему подобному.

Но если мыслить сущее иначе, от него остается лишь пустая шелуха. Так зачем же философам выбирать столь бесплодное понятие в качестве первого начала познания? Более чем естественно, что большинство из них полагали в качестве первопринципа не понятое таким образом сущее, а какой-либо из его частных аспектов. И любой их них действительно был предпочтительнее, так как при всей своей абстрактности его понятие заключало в себе хоть какое-то содержание.

В начале нашего исследования мы задали вопрос: коль скоро сущее, или бытие, является первым объектом человеческого разумения, как случилось, что множество философов отказываются видеть в нем первое начало философии? Объяснение коренится, несомненно, в тенденции человеческого рассудка стерилизовать бытие, сводить его к условию некоторой абстрактной сущности. Везде, где возобладала такая тенденция, бытие еще остается формальным правилом всякого рационального мышления, но перестало быть принципом познания; короче говоря, оно перестало быть для познания «началом». Возникает вопрос: не есть ли непрестанное противодействие реальности движению мысли, которая, как показал Э. Мейерсон, спонтанно идет от тождества к тождеству, — не есть ли оно производная форма от того противодействия, которое существование оказывает бытию чистого понятия? Ведь если верно, что бытие сущности есть область «тождественного», то бытие существования обеспечивает триумф «иного». И коль скоро мы отказываемся объяснять с помощью существования непрестанные вторжения этого «иного» в лоно «тождественного», нужно либо подвергнуть его отрицанию, либо объяснить с помощью какого-то другого принципа. Если мы признаём, что существование представляет собой конститутивный элемент бытия, то пустоту, которая образуется в бытии в результате его изъятия, нужно чем-то заполнить. Но ничто другое нельзя подогнать к этой полости с абсолютной точностью, и потому в искалеченном таким образом бытии всегда остается нечто, в чем оно само не может дать отчета. Хроническая болезнь, от которой страдает метафизическое бытие, — это не существование, а болезненная тенденция к утрате существования. Следовательно, восстановить существование на том месте, которое по праву принадлежит ему в бытии, — значит выполнить первое условие, необходимое для восстановления самого бытия в качестве начала метафизики.