Бытие и сущность

Итак, верно, что Авиценна представляет существование в качестве акциденции сущности; Аверроэс не ошибался, приписывая ему это учение и критикуя его. Но в каком смысле понимает здесь Авиценна термин «акциденция»? Вся критика со стороны Аверроэса заключается в том, чтобы показать: существование невозможно превратить ни в одну из акцидентальных категорий субстанции, ни в дополнительную акцидентальную категорию. В пределах аристотелевской доктрины эта критика, несомненно, действенна; однако, будучи направлена против Авиценны, бьет мимо цели. Ведь Авиценна пытается решить проблему, которую Аристотель никогда не ставил. Конечно, Авиценна не имел в виду превратить существование в акциденцию типа количества или качества; напротив, он сам уточняет, что понимает здесь «акциденцию» в широком смысле — как один из терминов, принадлежащих к разряду «предицируемого» (род, вид, отличительный признак, собственное и акциденция). Именно поэтому вместо того, чтобы назвать существование accidens сущности, Авиценна обычно предпочитает говорить о нем как об id quod accidit quidditati (том, что случается с сущностью)[901]. В самом деле, существование есть нечто, что сказывается о сущности, но не включается в нее. Следовательно, оно поистине есть предицируемое и, как таковое, не будучи ни родом, ни видом, ни отличительным признаком, ни собственным, может быть только акциденцией.

Добавим, однако, что это весьма примечательная акциденция, и понять ее нам очень поможет параллелизм между бытием и единым. Так как единое не входит в определение сущности, скажем вслед за Авиценной, что оно присоединяется к ней в качестве акциденции. Но в реальном сущем единство неотделимо от бытия. Оно не смешивается с бытием, будучи его следствием; зато, в качестве следствия бытия, оно неотделимо от сущности, как и сущность от своего единства. Итак, единство есть акциденция, неотделимая от сущности. То же самое истинно в отношении существования. Всякое реальное сущее — это сущность, реализованная действием ее причины, и в первую очередь первой причины — Необходимого Бытия, или Первого. Таким образом, существующая сущность есть реализованная возможность. Но если взять эту возможность в ее реализованности, она предстанет перед нами как сущность, сама по себе лишь возможная, но ставшая необходимой вследствие действенности причины. Существование оказывается как бы последним определением сущности. Можно сказать, что оно добавляется к сущности, но следует также признать, что оно из нее проистекает. Таким образом, в учении Авиценны существование предстает как некий внутренний «спутник» сущности, взятой в ее чистой чтойности (ибо оно не входит в ее дефиницию), — но такой спутник, который необходим в силу причины, реализующей сущность[902].

Если это так, то можно сказать, что в одном смысле доктрина Авиценны подготавливает учение св. Фомы о различии сущности и существования, но в другом смысле она оказывается прямо противоположной ему. Из доктрины Авиценны св. Фома удерживает ее исходный пункт — то наблюдение (действительно фундаментальное по своей важности), что дефиниция сущности не включает существование. Итак, в обоих учениях существование присоединяется к сущности, и это соединение осуществляется в акте творения. Различение между сущностью и существованием проводится у Авиценны в том общем смысле, в каком оно проводится во всяком креационизме, т. е. во всякой доктрине, где причина бытия конечного сущего обладает радикально внешним характером, так как в последнем счете усматривается в Боге. В этом смысле такое различение принимается всеми христианскими теологами; но мы ведем речь не об этом. Вопрос заключается в том, нужно ли в сущем, актуально реализованном его причиной, полагать существование отдельно от сущности, точнее, в качестве акта сущности. Как нам уже известно, св. Фома поступает именно так. Но так ли поступает Авиценна? Более чем сомнительно.