Бытие и сущность

Это «нечто» мы чаще всего будем называть existence, но (за исключением тех мест, где речь будет идти о современном экзистенциализме) в том смысле, который после Декарта стал классическим для французского языка: в смысле esse. Однако следует пояснить, что если бы узус позволял употреблять слово étant (существующее, ens) для обозначения того, что мы называем «сущим», мы избежали бы всякой двусмысленности. Тогда сущее, étant (ens), было бы сущностью, essence (essentia), актуализированной и конкретизированной существованием (esse); a термин existence (exsistentia) служил бы (как это имеет место в современном экзистенциализме) исключительно для обозначения того существования, которое свойственно подверженным становлению предметам и феноменологию которого с полным основанием пытается построить экзистенциализм. Мы сегодня нуждаемся в такой метафизике бытия, которая мыслилась бы в качестве пролегоменов к любой феноменологии. Нет ничего любопытнее контраста между проницательностью, скрупулезностью и даже гениальностью, с какой экзистенциалисты без конца анализируют «существующее», и той небрежностью, с какой они же буквально на нескольких страницах разделываются с метафизическими проблемами. А между тем выводы из такого рассмотрения, принятые ими легкомысленно и необдуманно, порой компрометируют последующую точность анализа и в любом случае искажают экзистенциалистскую интерпретацию. Указывая на единственно возможное прочное основание экзистенциализма, мы вовсе не умаляем важности этого течения; напротив. Истинная метафизика бытия никогда не имела феноменологии, на которую могла бы законно претендовать; а современная феноменология не имеет метафизики, которая одна только и может ее обосновать и направить, поэтому возможно предположить, что оба философских метода в конце концов объединятся. Эта задача не под силу одному человеку; но ничто не препятствует нам работать над ее осуществлением. И здесь приемлемы любые методы, если только они не бесплодны. Конечно, размышление с точки зрения философии над историческими данными — не самый прямой и, следовательно, не самый лучший путь. Но каждый ищет истину, как умеет; причем он никогда не бывает одинок в выборе своего конкретного пути. Вернее будет сказать, что мы вообще не выбираем путей. Наш путь будет путем «сущего и сущности», de l'étant et de l'essence. Когда-то я прочитал книгу с таким заглавием; но латинское de ente et essentia по смыслу шире, чем французский перевод, и только поэтому я из робости (быть может, ложной) не осмелился позаимствовать это название. Однако термин l'etre, на котором я решил остановиться, сохраняет значение ens, принятое в классической латинской метафизике, т. е. значение «сущего», «существующего». Можно было бы также назвать наш путь путем «сущего и существования», de l'etre et de l'existence; но, как уже было сказано, законные права собственности на термин existence принадлежат экзистенциализму: он получил их от Кьеркегора, и ни один метафизик не вправе их узурпировать. Итак, в конечном счете я отдал предпочтение заглавию «Бытие и сущность», L'etre et I'essence. Слово etre здесь означает одновременно имя и глагол, т. е., в зависимости от контекста, либо сущность, которая конкретно актуализируется существованием (esse) и становится un etre, сущим; либо акт бытия (etre), который определяется сущностью и плодотворность которого выявляется во времени существованием. Может быть, лучше забыть все эти уточнения, приступая к учению, которое их игнорирует и старается исключить. Однако при этом мы страдаем от некоей метафизической тревоги, от которой только они могут нас избавить.

Глава I Бытие и Единое

Когда греки открыли философское умозрение, они прежде всего спросили себя: из чего сделаны все вещи? В одном этом вопросе уже выразилась важнейшая потребность человеческого разума. Понять и рационально объяснить некоторую вещь — значит уподобить еще неизвестное уже известному; иначе говоря, значит мыслить ее тождественной по своей природе чему-то, что мы уже знаем. Следовательно, знать природу реального вообще — значит знать, что каждое из сущих, в совокупности составляющих вселенную, независимо от внешних отличительных признаков, по своей природе тождественно любому другому сущему, действительному или возможному. Чем менее подвергалось рефлексии это убеждение, тем оно было крепче. Именно оно побуждало первых греческих мыслителей последовательно искать первооснову реальности в воде, воздухе, огне, пока один из них не отважился предложить радикальное решение проблемы, заявив, что первой материей, из которой как бы изготовлены все вещи, является бытие.