Бытовая химия

После некоторого времени Джорджи остановилась и прилично сложила руки на столе. Пока все углубились в какие-то маркетинговые подробности, Джорджи наградила меня нежным и призывным взглядом, удивительным образом сочетавшим поднятые брови и опущенные веки. Я быстро оглядел присутствующих за столом и опустил руку на ее голую ногу. Поверхность была прохладной, или моя рука горела: неважно, то или другое, но у меня было четкое ощущение, что они должны соединиться в поисках гармонии. Я притворился, что рассматриваю бумаги, которые Фиона всем раздала. Несколько позитивных отзывов прессы, таблицы с цифрами, графики продаж, все это ничуть не интересовало меня в данный момент жизни. Я даже не видел, что на них изображалось, не мог расшифровать буквы и цифры и придать им хоть какое-то значение. Мой мозг был сосредоточен исключительно на ощущениях пальцев, касающихся бедра Джордж. Отвечающая за зрение часть коры головного мозга была напрочь отключена, потому что все внимание было приковано к ощущению ее кожи. Словно змея, огибающая ветку, я медленно двигался от коленей наверх. Рука легко переместилась на другую ногу, и теперь моя ладонь прислонялась к внутренней части одного бедра и слегка касалась кончиками пальцев другого. Джорджи аккуратно раздвинула ноги, делая вид для всех присутствующих, что всего лишь принимает более удобную позу, чтобы просмотреть лежащие перед ней бумаги. Наверное, я обладаю особой способностью понимать жесты на телесном языке, не знаю, но каким-то образом я понял, что это приглашение. Я продвигался вверх по ее бедру медленными нежными поглаживаниями, двигаясь то чуть вперед, то чуть назад. Ее ноги были упругими, чувствовалось, что она наяривала все эти километры ежедневно, и я благословил каждый метр. Они были еще и гладкими, но не безжизненно, как пластмасса или эмаль. Я чувствовал сопротивление, проводя рукой по ее коже, чувствовал, как крохотные волоски щекотали и кололись при моем прикосновении. Я мог даже слегка приподнять ладонь, скользя на долю миллиметра выше, и все равно ощущать связь, едва касаясь кончиков мягких волосков подушечками пальцев. Я продвигался между ее ног, где становилось все жарче и жарче. Нет сомнения, что существовала ощутимая разница в температуре, даже если передвинуться всего на сантиметр: температура поднималась не постепенно, а повышалась резкими перепадами, и пальцы мои с каждым толчком перемещались в место гораздо более горячее, чем предыдущее. Я даже чувствовал эпицентр этого жара. Из той точки, где ноги ее соединялись чуть выше, исходил жар, источника я не касался, но это был жар, который уже и сейчас излучал тепло на поверхность моей руки, ощущение было, словно летнее солнце нагревало мою кожу.

Джорджи резко свела ноги, одновременно скрестив их, она сделала это агрессивно и резко, так что ее стул издал скрипучий звук, поцарапав пол. Когда ноги ее сомкнулись, моя рука чуть ли не попала в капкан между ними, я был близок к тому, чтобы упасть со стула, словно рука моя застряла в каком-то механизме и он утягивает меня вниз. Я посмотрел на Джордж, но она демонстративно смотрела в другую сторону, казалось, очень заинтересованная тем, что говорит ее агент о кросс-маркетинге. Не знаю, что я такого сделал или какую линию переступил. Но когда я отвел глаза от Джордж, то увидел причину ее внезапного взрыва целомудренности. Фиона наклонилась под стол. То, что я вижу, что у нее под блузкой, не послужило мне утешением, потому что, наклонившись вниз, она смотрела вовсе не вниз, а вперед. Неизвестно почему, – внимание мое плавало где-то еще, – но Фиона уже очевидным образом успела выпрямиться после того, как достала нечто из-под стола. Не знаю, зачем она наклонялась: поднять упавшую ручку или лист бумаги, почесать ногу или засунуть палец в туфлю, а может быть, просто украдкой рассмотреть промежность Пола, я не знаю, но факт был налицо: голова ее была наполовину под столом. Возможно, конечно, она ничего не видела. Вполне возможно, что она и не смотрела на ноги Джордж, или Джорджи вовремя заметила, что та наклоняется, и совершила хитрые маневры до того, как Фиона опустит голову настолько, чтобы разглядеть происходящее. Оба варианта были возможны, но ни тот, ни другой не оправдались. Стоило взглянуть на лицо Фионы, и сразу стало ясно, что эти варианты не пройдут. Когда она вернулась в вертикальное положение, взгляд ее был прикован ко мне: так лев сморит на газель, приближаясь к жертве через высокую траву. Если этого недостаточно – а этого более чем достаточно, смею вас в этом заверить, она улыбалась, глядя на меня. Улыбкой, но без юмора. Если в ней и присутствовала эмоция, кроме бездушной ледяной зловредности, то это было нечто вроде мимолетного, но несомненного ощущения триумфа.