Перед глазами всплыло лицо Марии. Она держала на ручках крошечную девочку и корчила забавные рожицы, чтобы рассмешить ребенка. Мирослав не смог не улыбнуться своим мыслям, но тут же потряс головой. Ему не место в этой идеалистической картинке.
— Держи. Тут около тридцати пробирок. Каждой тебе хватит на четыре-пять месяцев, — Нагицкий протянул ему небольшой пластиковый контейнер.
— Что там?
— Там то, что позволит тебе не сдохнуть от последствий черного ритуала, который начала твоя мачеха. Лекарство от всех болезней, правда, в твоем случае — лишь способ поддержания жизни.
Мирослав осторожно взял в руки. Контейнер был холодным, даже несмотря на то, что в фойе театра, в котором они находились, было довольно жарко.
— А что потом? Дадите еще? — парень исподлобья глянул на собеседника.
Он еще не до конца осознал, что с ним произошло. Но ведь раз он ни в чем не виноват, ему же помогут?
— Сказать тебе, сколько стоит одна такая ампула? — насмешливо протянул Нагицкий и озвучил стоимость. Мирослав не смог удержаться, чтобы не присвистнуть. С него что, стребуют за все тридцать? Он не был уверен, что отец даст ему столько денег. Он не был уверен, что у отца вообще есть столько денег.
— Эти я тебе дарю, — поспешил успокоить его собеседник. — Но если понадобится еще, бесплатно уже не получишь. Я не благотворительный фонд для жертв собственной глупости.
Барс сердито вскинул подбородок. Его что, только что дураком назвали?
Первым порывом было вернуть этот «подарок», задрать голову и гордо уйти. Что вообще этот баран себе позволяет? Думает, раз он представляет арбитров, то ему все можно?
Но разум все-таки пересилил чувства, и Мирослав только сердито скрипнул зубами.
— По крайней мере, я надеюсь, что необходимость регулярно расставаться в будущем с подобными суммами мотивирует тебя еще раньше решить проблему раз и навсегда, — продолжил меж тем Нагиций.
— Так значит, от проклятия все-таки можно избавиться?
— Конечно, можно. И тебе уже сказали как.
— Раскаяние? — ему серьезно сейчас говорят, что он должен пожалеть, что спас своего единственного брата?
— Ну, еще смерть. Как говорится, горбатого могила исправит. Но да, речь о раскаянии. Понимаю, что это не быстрый процесс, сначала тебе надо будет остыть. Но потом ты вполне можешь проработать эту проблему с психологом и найти силы понять, что каждая жизнь священна… Думаю, десяти лет тебе вполне хватит.
Он говорил это так, будто действительно верил в собственные слова. Вот только Мирослав отлично понимал, что все это чушь собачья. Какой еще к демонам психолог?!
— Вы издеваетесь, что ли?
— Отнюдь. В конце концов, ты мог ее не убивать. Серьезно, с твоей скоростью мог просто вышвырнуть ее из дома, а потом заняться братом, — Нагицкий закатил глаза, и эта его ленивая снисходительность бесила еще больше. Конечно! Ему легко говорить, не перед ним пытались проткнуть кухонным ножом ребенка. — Да, тебя оправдали. Ты сейчас свободен, и это никто не оспаривает. Ты испугался, твой брат был ранен, и ты поддался агрессии.
— Вот именно! Вы себя вообще слышите?!
Когда тебе двадцать и ты попадаешь в подобную ситуацию, кажется, что весь мир повернулся спиной. И кто бы что ни говорил — им все равно не понять, что творится у тебя на душе.
— Я-то себя слышу. А вот ты меня, похоже, нет.
— Она пыталась убить моего брата у меня на глазах. Может быть, мне надо было спросить ее разрешения, чтобы прервать этот чертов ритуал?
— В тебе говорят эмоции. Это понятно, — меценат поморщился, и на мгновение показалось, что на его голове появились два больших, загнутых назад рога. — Повторю еще раз. Ты вполне мог остановить ее иначе. И ничего бы этого сейчас не было. Если тебе не жалко мачеху, то пожалей хотя бы себя и своих будущих детей, если таковые вообще когда-нибудь появятся.
— При чем тут дети! Вы думаете, после такого я поверю хоть одной женщине? Да они все — меркантильные твари, желающие захомутать себе дурака побогаче! Что моя, которая сбежала, что мать Луки…
В нем действительно говорили эмоции, главной из которых был страх.
— Все. Я не психотерапевт и не собираюсь все это терпеть, — Герман поднял руки вверх, призывая к молчанию. — Десять лет у тебя есть, что мог — я сделал, а остальное — не мои заботы. Нужен будет совет — приходи, но только когда мозги встанут на место и будешь готов не только слушать, но и слышать.
Десять лет не прошли — пролетели. Хотя когда-то казалось, что это бесконечно долгий срок. И пусть он так и не нашел в себе силы, чтобы раскаяться и простить свою мачеху, но зато он построил неплохой бизнес, который приносил ему миллионы. А еще попытался разобраться в природе свалившихся на него злых сил. И около года назад у него почти получилось.
Ему удалось найти способ менять души местами. Перенестись самому не выходило, убивать кого-то ради повторения ритуала тоже не хотелось.
Он смог поставить эксперимент на одной из своих учениц.