Бывшая для мажора. Она не уйдет (СИ)

Я взяла ребенка за ручку, но в этот момент Давид сжал мое плечо и приблизил лицо к моему - от его спокойствия в один миг не осталось и следа.

- Ты же не будешь делать вид, будто ничего не произошло? Будто так и надо? Даже ты не можешь быть такой бесстыжей! - его глаза гневно сверкнули.

Мне в лицо бросилась кровь.

- Мне нечего стыдиться, Третьяков, - сбросила с себя его руку. - Я же сказала… поговорим позже! Не устраивай сцен!

Парень медленно выдохнул воздух из легких.

- Хорошо, Ника, позже, так позже, - наконец, заговорив, недобро улыбнулся. - Славный малыш, - погладил сына по светлой головке. - Похож на тебя… но глаза мои. До скорой встречи!

Больше не прибавив ни слова, мажор развернулся и направился в сторону парковки.

Против воли мое лицо еще сильнее покраснело. Боже… да что же это за невезение?! Нужно же было ему узнать о существовании ребенка… да еще в такой момент!

Как я и боялась, парень все-таки наговорил лишнего - мы с ним сказали друг другу всего несколько фраз, но их оказалось достаточно, чтобы очень ярко обрисовать сложившуюся ситуацию.

- Идемте, машина в той стороне, - кивнула в сторону выезда, стараясь казаться невозмутимой.

Какое-то время мы с мамой шли молча, но потом она все-таки не выдержала:

- Ника, кто это был?

- Никто, - быстро ответила. - Не имеет значения!

- Ты сказала ему, что сделала аборт? Но он же не может быть… Ты назвала этого парня Третьяков?

- Мама, пожалуйста! - взмолилась я. - Мне не хочется об этом говорить!

- Я просто пытаюсь понять, что к чему. Он сказал, что у него его глаза. Его фамилия Третьяков, как и у Паши. Но как такое может быть? Ты что-то скрываешь?

Я сделала глубокий вздох. Подойдя к внедорожнику, открыла заднюю дверь и посадила в салон сначала медведя, а потом ребенка, пристегнула его ремнями к детскому креслицу. Закрыла дверь автомобиля. И только после этого посмотрела маме в глаза.

- Это старший сын Игоря, Давид. Еще в России мы с ним учились в одном классе. Ты же помнишь того задиру, обижавшего меня в начальной школе, про которого я рассказывала? Ну, так это он. Недавно мы снова встретились в университете. Пожалуйста… больше ни о чем не спрашивай! Все это не касается никого, кроме меня.

Мама и сама никогда не была образцом нравственности - взять хотя бы ту историю с биологическим отцом моего младшего брата. Я надеялась, что она воздержится от нравоучений, тем более что все это дело далекого прошлого.

Я видела, как ей хочется продолжить расспросы, выяснить, что именно между нами произошло, что это за нездоровый любовный треугольник. И чей, в конце концов, это ребенок, Третьякова-отца, с которым она была знакома, или сына, о котором слышала, разве что, как о мальчике-хулигане, дразнившем меня в детстве (да и то едва ли помнила о нем, и конечно, не сопоставляла их с отцом фамилии).

Представляю, как такое может шокировать… или скорее, не представляю.

Но все же мама как-то удержалась от новых вопросов.

- Ну и ну! Да уж, Ника, - только и сказала, покачав головой. - Ну, ты даешь!

- Поехали, - я раздраженно передернула плечами.

Я села на водительское сидение и подождала, пока она займет соседнее. Вырулила с парковки самого большого аэропорта Рима и поехала по направлению к своему новому дому.

Мне всегда казалось, что врать легче, проще, быстрее, чем говорить правду. Я не осуждала себя за ложь. Наверное, в глубине души считала, что должна была быть по-настоящему честна только с самой собой. И не трудилась быть честной с окружающими людьми. Не смотря ни на что, не чувствовала себя обманщицей, продолжала уважать саму себя такой, какая я есть.

Но сейчас у меня появилось ощущение, что я всю свою жизнь построила на фундаменте из лжи и обмана… а теперь этот фундамент дал большую трещину, и меня вот-вот должно было похоронить под ее обломками. Словно я запуталась в какой-то липкой паутине, врала все это время в первую очередь самой себе. Будто во всем, что со мной произошло и еще произойдет, была виновата только я, и больше никто!

Третьяков узнал о существовании ребенка. Тем временем мой муж понятия не имел о том, что парень, который был моей больной первой любовью, снова ворвался в мою жизнь… и вообще не так уж много знал обо мне. Например, не знал всей правды о том, как я забеременела.

А теперь из-за Давида все, что произошло, вот-вот должно было стать достоянием гласности.

Честное слово… честное слово, я понятия не имела, как мне выпутываться из этой переделки!

***

Подъехав к крыльцу, я высадила маму и Пашу возле дверей, а сама отправилась парковать машину на подземной стоянке, находящейся под одним из соседних зданий. Но вернувшись обратно, сразу заметила Третьякова, идущего к дому от своего автомобиля, блестящего жемчужно-серого двухдверного «Феррари».

Господи… Я уже видела эту машину рядом со своим домом, да только не знала, что она принадлежит ему!

Мажор шел по направлению к маме и Паше, и я ускорила шаг, чтобы оказаться рядом с ними быстрее него.