Бывшая для мажора. Она не уйдет (СИ)

- Проходите, - посторонилась, открыв дверь своим ключом. - Мам, давай я сразу покажу тебе твою спальню? Ты не приглядишь за Пашей, пока я поговорю… кое с кем? - снова оглянулась на Давида.

Во время поездки малыш, лепеча, рассказывал мне о том, что видел в окно самолета, что ел во время полета и о ребятах с детской площадки, с которыми дружил. Но сейчас он снова раскапризничался — сказалась долгая дорога, перемена места, стресс, да и просто усталость. Его нужно было поскорее покормить и уложить спать, но я понимала, что мне лучше было сначала поговорить с Давидом.

Мажор пока так и не отдал мне Пашины документы, и уже по этой причине мне не стоило откладывать этот разговор в долгий ящик.

Проводив родных наверх, вытащила из своей сумки пакетик с яблочным пюре, вручила его малышу, и снова спустилась вниз по главной лестнице. В этот момент раздался дверной звонок. Я подавила вздох. Ну, хоть сегодня Третьяков удосужился позвонить, не стал вламываться в дом без приглашения, как в прошлые разы…

Перед тем, как открыть дверь, я на секунду замерла на пороге, зажмурилась, провела рукой по лицу, пытаясь привести мысли и эмоции в порядок.

Ладно… хватит откладывать неизбежное!

Рывком открыв дверь, снова увидела Давида Третьякова.

Мажор опирался одной рукой о косяк, его голова была наклонена, волосы слегка взъерошены, словно он нервно запускал в них пальцы по дороге к моему дому. На его лице почти ничего не отражалось, но в глубине его глаз по-прежнему таилось что-то дикое - я помнила этот взгляд еще со школьных времен. Поза выдавала злость и нетерпение… а так же то, что он, как мог, старался сдерживать себя.

Я тоже надеялась, что смогу сдержаться и не наговорить того, чего не стоило бы. Мне не хотелось снова начинать ругаться с ним. И все равно мне казалось, что будет чудом, если наш разговор не превратится в обмен гневными криками.

- Ладно, проходи, - пропустила Давида в дом.

Я напомнила себе о нашей последней встрече и ее последствиях - в тот вечер произошло столько всего, что сложно было и перечислить. Его наглость, угрозы, грубость… поцелуи и признания в любви. Моя ложь, желание любой ценой сбежать от него, жестокость… и в итоге, горькие невыносимые сожаления о прошлом. И вывод, который я сделала - нам уже ничего не удастся изменить.

Наверное, поэтому мы так ненавидим друг друга? Поэтому делаем все, чтобы уничтожить другого, не действиями, так словами? Потому что знаем, что никогда не будем вместе - и это делает наши чувства невыносимыми, злость отчаянной, а недоверие непреодолимым.

Какой оборот примет наш разговор? Можно не сомневаться, после всего Давид возненавидит меня еще сильнее, а доверие… О доверии между нами и речи быть не может - после всего, что мы сделали. И даже если он, правда, все еще любит… Невольно, мое сердце тоскливо сжалось.

Мы прошли в большую гостиную и остановились посреди зала - ни один из нас так и не удосужился сесть на диван или в кресло.

Я скрестила руки на груди. Какое-то время мы оба молчали.

- Прости, что соврала про аборт, - наконец, заговорила. - Как ты в тот раз выразился? «У меня это просто случайно вырвалось, ты же меня знаешь». Со злости можно и не такого наговорить - тебе это должно быть знакомо. А ты в тот вечер очень сильно разозлил меня, Давид.

Снова призвала себя к спокойствию и произнесла слова, которые необходимо было произнести:

- Да, это правда, Паша твой единокровный брат. Меньше четырех лет назад у нас с Игорем родился сын, и он признал его своим.

Глава 13. Безысходность

После моих слов его лицо еще сильнее побледнело, губы сжались в тонкую полоску.

- Прекрати… лгать, - медленно выговорил он. - Прекрати лгать, Ника!

Давид вытащил из внутреннего кармана Пашины документы, расправил свидетельство о рождении.

- Ты считаешь меня идиотом? Я умею считать до девяти. Ты залетела в начале мая, - щелкнул пальцами по дате на бумаге. - Или ты уже тогда начала кувыркаться с моим отцом? Если это так, то я… - замолчав, мажор закрыл глаза на секунду. - Скажи правду, наконец! Это мой ребенок?

Я сжала в кулаки скрещенные на груди руки.

- Давид… прости, но я забеременела в конце мая. В самом конце. Просто родила немного раньше срока. Ты не имеешь к этому ребенку никакого отношения. Точнее, имеешь, конечно, но не такое, как думаешь. Вы братья по отцу.

Парень провел ладонью по шее и снова запустил пальцы в волосы. Прошелся по гостиной туда-сюда, пнул ногой кушетку-оттоманку.

Таким я его никогда еще не видела. Таким… сдержанно-яростным, но при этом как будто… растерянным?..

Что же для него значила новость о ребенке? Неужели… он действительно хотел, чтобы у нас с ним был общий малыш? Почему-то эта мысль не укладывалась у меня в голове.

Это было не похоже на Давида Третьякова, которого я помнила со школы. Ведь ребенок — это такой уровень ответственности, к которому он, беззаботный мажор, просто не может быть готов. Ребенок от девушки, точнее, женщины, отношения с которой у него не задались еще с незапамятных времен… Я не знала, что и думать.

- Я требую тест ДНК! - Давид снова посмотрел мне в глаза.