Бывшая любовница

Страх окутал Пепе подобно плотному плащу. Впервые в жизни он был совершенно беспомощен.

«Скорая» неслась по улицам Монмартра, сирена выла, но для него это звучало как отдаленный шум, – так громко стучала кровь у него в голове.

Глаза Кары, полные боли и страха, смотрели прямо на него. Кислородная маска закрывала ей рот.

Пепе еле слышно шептал молитву. Он молился за их ребенка. Но сильнее всего – за Кару.

«Caro Dio[20], дай мне возможность сказать ей, как много она для меня значит», – молил он.

Пока они ждали скорую, Кара не отпускала его от себя, вцепившись в него.

И сейчас от него ничего не зависит. Судьба Кары и их ребенка были в руках кого-то еще. Если с ней случится что-нибудь ужасное…

Caro Dio… Он не мог даже помыслить об этом.

Кара боялась, что если откроет глаза, то узнает, что произошло.

Слышались приглушенные голоса, потом дверь закрылась.

Тишина.

Она знала, что она в больнице. Этот запах ни с чем не спутаешь.

И знала, почему она здесь.

– Кара? – Кто-то нежно смахнул слезинку с ее щеки.

Она открыла глаза и увидела Грейс, сидящую около кровати с застывшим лицом.

– Где Пепе?

– Он разговаривает с врачом. Он сейчас придет.

– Мне нужен Пепе.

Грейс сжала ей руки.

– Он скоро придет.

– Мне нужен Пепе! – почти завыла она.

Тогда, нарушая все больничные правила, Грейс улеглась на кровать рядом с Карой и крепко ее обняла. Кара рыдала навзрыд, и Грейс ее не останавливала.

Пепе, шатаясь, шел по коридору, стиснув в руке чашку с кофе, которую Лука сунул ему несколько часов назад. Когда он подошел к палате Кары, Грейс и Лука выходили оттуда.

– Она не спит?

– Не спала, но сейчас снова уснула. Для нее это спасение.

Слова Грейс звучали откуда-то издалека и резали слух.

Пепе смутно сознавал, что брат и невестка обмениваются взглядами.

Грейс взяла его за руку и пожала. Он поднял голову и увидел, что она плачет.

– Мы с Лукой поговорили… мы считаем, что Каре надо вернуться к нам.

– Нет. – Он отдернул руку.

Лука обхватил Пепе за плечи и отвел в сторону:

– Пепе, я понимаю, как тебе больно это слышать, но Каре необходимо быть с кем-то, кто ее любит, и этот человек – Грейс. Ты же сам мне говорил, что вы с Карой были вместе только из-за ребенка.

У Пепе даже не хватило сил, чтобы двинуть ему по физиономии.

«Вы были вместе только из-за ребенка…»

Как это может быть правдой?

Мозг отказывался думать.

Ему было больно.

Больно везде.

– Послушай меня, – сказал Лука так ласково, как никогда не говорил с ним раньше. – В такое время женщина нуждается в любви и сочувствии. Ваши отношения были временными. Кара и Грейс ближе друг другу, чем сестры. Грейс будет за ней ухаживать. Обещаю тебе.

– Она должна оставаться в больнице еще несколько дней, – тупо произнес Пепе. – У нее была серьезная операция. Ей нельзя никуда ехать. – Акушерам пришлось делать кесарево сечение, чтобы извлечь ребенка – их ребенка!

Хоть бы эти страдания пали на него, а не на Кару.

– Нам надо организовать похороны. Она не захочет уезжать куда-либо, пока мы не попрощаемся.

Лука поморщился при упоминании о похоронах.

– В чем дело? – взвился Пепе. – Ты что, думаешь, что я не попрощаюсь должным образом со своей дочерью только потому, что она родилась мертвой? Ты думаешь, что мы захотим забыть, что она существовала?

– Нет…

Лука побледнел. Тут между ними встала Грейс.

– Пепе, пожалуйста, прости нас. Мы хотим всего лишь, чтобы и Каре, и тебе было легче. Ты прав – Кара не захочет уезжать до похорон. Когда ей станет лучше, она сможет поехать со мной в Рим.

– Для Кары так будет лучше, – вставил Лука.

Пепе знал, что брат прав. Знал, пусть это и разрывало его на части.

Кара, конечно, захочет быть с Грейс, а не с ним.

Он кивнул и глухо произнес:

– Хорошо. Но только в том случае, если Кара этого захочет. Если она захочет остаться со мной, то ни один из вас не должен ее переубеждать.

Не дождавшись ответа, он прошел в палату, где лежала Кара, и сел у ее постели.

Она была такая бледная, что почти сливалась с белыми простынями.

Хорошо, что она спит. По крайней мере, во сне она ничего не помнит и ничего не чувствует.

Он с радостью отдал бы любой орган своего тела, если бы только это облегчило ее боль.

Кара очнулась и увидела Пепе – он сидел на подоконнике отдельной больничной палаты и смотрел в окно.

– Привет, – прошептала она.

Он обернулся и в один миг был около нее.

Выглядел он ужасающе. Все в том же смокинге, что и в галерее, но теперь безукоризненный смокинг помят. И весь он был помят.

Он ничего не говорил, просто взял ее руки в свои и поцеловал.

– Мне так жаль… – хрипло произнесла она.

Он сдвинул брови, но ничего не сказал.

– Я все думаю… наверное, я должна была знать, что не все у меня в порядке.

Он пальцем зажал ей губы и покачал головой. Лицо у него исказилось.

– Нет! Ты ни в чем не виновата. Это был разрыв плаценты. Ничего нельзя было сделать, чтобы это предотвратить. Ничего.

Кара сглотнула и отвернулась. В горле пересохло. Ей было тяжело дышать, тяжело лежать, как будто на нее навалили груз, который может ее раздавить.

Прошло несколько минут, может, и часов – она не знала. Все чувства у нее исчезли.