Бывшая моего брата. Я ненавижу ее... (СИ)

Прочищаю горло и медленно сглатываю, прослеживая в его бесчувственных глазах странный блеск. Но ни это, ни головная боль, которая старательно пробивается на поверхность, словно дефилирующая на лабутенах сука, подиум которой — мой череп, не мешают мне вести себя убедительно.

— Между прочим, я не ребенок и не нуждаюсь в твоей помощи, и тем более в услугах высокомерной сиделки. Как видишь, — киваю с притворной улыбкой, — я в порядке.

На самом деле я нервничаю, неосознанно отстукивая носком туфли по деревянному паркету. И нервозность усиливается, как только он шагает за дозволенную черту, вторгаясь в мое личное пространство.

— Своим поведением ты лишь доказываешь мою правоту.

Он. Так. Близко… Черт бы его побрал!

А потом этот мудак за секунду приводит меня в чувство, не давая потеряться в его подавляющей энергетике:

— Достаточно просто сказать спасибо, Алевтина.

Мои ногти впиваются в ладони до полукруглых красных отметин.

— Спасибо?! — возмущенно вылетает из моего рта, меня всю трясет, но каким-то чудом я удерживаю себя на месте, потому что желание вступить в схватку с самим Сатаной кажется обречено на неудачу из-за перевеса сил. Не в мою пользу. Но у меня есть язык. И я использую его в полной мере: — Вообще-то, я уже говорила слова благодарности и приносила свои извинения, а еще пообещала возместить весь ущерб и даже любезно предложила тебе пойти домой. Но ты предпочел нахамить и остаться в доме, в котором не хочешь находиться, с девушкой, общество которой для тебя совершенно невыносимо. Тогда для чего это все? Не хочешь упустить еще один повод поиздеваться?

Айдаров издает мучительный стон, после чего отступает и принимается растирать пальцами переносицу, словно ему нужно время, чтобы взять себя в руки. Только вместо этого резко, но весьма сдержанно он обнимает мои плечи и силой отодвигает меня в сторону, вынуждая удушающий жар подняться к горлу от внезапной близости.

— По поводу возмещения ущерба. — Его голос становится опасно низким, когда он произносит, склонившись надо мной: — Если ты дашь своему мудаку хоть копейку на штраф, который он заслужил, в ту же секунду будешь уволена.

Шокированная услышанным, я распахиваю рот, из которого вылетает лишь глухое аханье.

Все так странно, я даже немного теряюсь. И это не ускользает от внимания Сатаны. По крайней мере, мне кажется, именно поэтому он все еще держит меня в своей горячей хватке, словно желает убедиться, не упаду ли я, когда он отпустит меня.

— Ты поняла меня, Алевтина?

Я уже почти задаю вопрос, как он узнает об этом, но вовремя прикусываю язык. Пошел он к черту! Мудак!

— Если честно… не очень. — Айдаров выгибает бровь. — Какое право ты имеешь говорить, что мне делать, а что нет? Я не твоя собачонка. Во всяком случае, в нерабочее время!

Он хмурится, чуть крепче смыкая пальцы на моей коже, что вынуждает меня слегка вздрогнуть, и только после этого лишает мои предплечья своего колючего тепла. Слишком резко, чтобы я перенесла это безболезненно. Но то, как сжимаются его челюсти, настораживает сильнее. И, не сказав больше ни единого слова, не считая ругательств себе под нос, эта невыносимая особь мужского пола направляется внутрь дома. А я как завороженная или, скорее всего, заторможенная провожаю высокомерную задницу взглядом, ненавидя себя за то, что восхищаюсь каждым его движением. Потому что Айдаров идет по коридору с такой уверенностью, словно хозяин этого дома — он, а я здесь нежеланная гостья.

Немного опешив от его наглости, какое-то время я продолжаю стоять там, где он меня оставил, но в конечном счете следую за ним на кухню, где Айдаров ожидает меня, прислонившись задницей к столешнице гарнитура и скрестив на груди руки с важностью человека, для которого чужая жизнь ничего не стоит. И его темные, пригвождающие меня к полу глаза лишь подтверждают это. Кажется, он показал свою «заботу» только для того, чтобы в очередной раз посмеяться надо мной и причинить мне боль.

— Может быть, ты все-таки поедешь к себе домой? — предлагаю я нервным тоном, учитывая ситуацию, в которой оказалась.

— Может быть, ты все-таки закроешь рот и ляжешь в кровать?

Мое горло сжимается. То, с каким спокойствием он говорит эти слова, заставляет меня отступиться от своей решительности выставить его за дверь, но это не отменяет того, что он действует мне на нервы.

— Пока ты находишься здесь, можешь об этом не мечтать! — «Гребаный мудак», — хочется добавить, и мне требуются все усилия, чтобы не сделать этого.

Сбросив сумку на пол и не удостаивая Айдарова взглядом, я направляюсь к кухонному шкафчику, намереваясь сделать себе чай. Себе одной.

— Не жди, что я буду тебя обслуживать. Если тебе что-то нужно, возьми и сделай себе сам. Ты здесь не гость. И тем более не мой босс.

Черт бы меня побрал! Я назвала его своим боссом. Прекрасно! Даже не хочу оборачиваться, уверена, в его глазах сейчас пляшут черти.