Бывшая Москва

– А почему она на работу вышла? Ей же вроде можно еще недели три дома сидеть с ребенком.

– Понятия не имею. Подойдем к ней в перерыв? Интересно ведь, что да как…

История Лады и правда могла бы заинтересовать многих ее товарок. Мужа у Лады не было, беременность свою она скрывала долго, почти до последнего момента, рожать отправилась, так никому не сказав ни слова. Кто был отцом ребенка: кто-то из фабричных или некий неизвестный любовник? Целую неделю после ее исчезновения любопытные шептались и выдвигали разнообразные предположения. Появление ребенка у одинокой матери властями особо жестко не осуждалось, но и не поощрялось, разумеется. Вокруг нее обычно образовывался вакуум, и мало кто из знакомых решался с такой женщиной общаться. Хотя бывали исключения.

Подружки подошли к Ладе, которая во время перерыва сидела в стороне от остальных, все так же опустив голову.

– Привет! Неужели соскучилась по работе?

– А, привет. Куда же от нее денешься…

– Ты ведь родила, правду говорили?

– Ну да. Мальчика.

– А он хорошенький?

– С кем ты его оставила?

Лада равнодушно окинула девушек своими большими, темными, но сейчас какими-то пустыми глазами.

– Да, хорошенький. Он сейчас в больнице, что-то не так с ним…

– И ты его отдала?

– Думаешь, у меня кто-то спрашивал разрешения?

– Я бы ни за что не отдала, – уверенно заявила Наташка. – Ну, если только болезнь очень серьезная. Страшно в больницу отправлять такого маленького.

– Ничего страшного, – возразила Маша. – У меня мама в больнице работала. Там всем хорошо помогают.

Лада оглянулась и сказала совсем тихо.

– Нет уже никакого ребенка, девочки. Умер в больнице на следующий день, как его туда забрали. Там же и кремировали. Они сказали: он бы все равно рос отсталым… Может, и отсталым, но он живой был, и шевелился, и грудь сосал… А на следующий день – всё.

Маша и Наташка некоторое время молчали, не зная, что ответить на такое признание. Губы у Лады дрожали, хотя она старалась не привлекать внимания остальных работниц и держаться спокойно.

– Не надо было мне его из рук выпускать, ты правильно сказала, Ната. Но теперь уж что… Ладно, не могу больше об этом говорить. Вы тоже помалкивайте, ладно? Не хочу, чтобы все это тут обсуждали.

– Конечно, мы никому не скажем. Только вспомните, девочки: в прошлом году у Галины ребенок в больнице сразу умер. Тогда тоже врачи сказали, что он какой-то не такой родился.

– Ната, молчи лучше. Галина молчала, и я выступать не буду. Все равно теперь ничего не исправить. Никому нет дела.

Перерыв закончился, девушки вернулись на свои места. Маша механически продолжала перебирать плитки, а сама то и дело невольно поворачивалась к Ладе. Что она сейчас чувствует? Наташку, скорее всего, одолевали те же мысли. Время от времени они пересекались с Машей взглядами и тут же отводили глаза. Чужая тайна не давала отвлечься.

В зал для собраний согнали население всех цехов, кроме тех, где производство нельзя было оставить без присмотра. Люди сидели на длинных скамьях, некоторые переговаривались, но большинство устало молчали. На стене висел портрет Лидера в узорной пластиковой раме. Похожий портрет Маша накануне видела в мастерской у друзей Яна. Правда, там Лидер был в черном френче, а не в сером, и фон чуть посветлее, но все равно сходство бросалось в глаза. Как будто оба портрета рисовали по одному шаблону. Скорее всего, так и было на самом деле.

Прямо под портретом Лидера, за длинным столом расположился главный директор завода, вечно угрюмый человек с выбритой до зеркального блеска маленькой головой. Можно предположить, что он (как и множество руководителей разного ранга) тратил время на регулярное бритье, подражая Лидеру. Рядышком разместились другие директора, не главные, а так, обыкновенные. Их было четверо.

Маша привычно похлопала вместе со всеми, когда главный директор зачитал очередное обращение Лидера о непростой ситуации в промышленности. Обращение заканчивалось призывом сконцентрироваться, мобилизоваться и сообща преодолеть краткосрочные проблемы. Дальше пошли призывы успешно выполнять заказы, повышать качество и прочие стандартные лозунги, которые уже никто всерьез не воспринимал.

Маша вспомнила о гладких цветных плитках, которые обрабатывали весь день и еще, похоже, будут обрабатывать до конца смены. Они до сих пор мелькали у нее перед глазами. Вот это было качество! Настоящая красота… Уже сладко засыпала под мерную речь одного из директоров, когда тот произнес слова, которые вывели Машу из дремоты: