— А что, если я в нём разочаруюсь? — высказываю вслух свой самый страшный страх. — Пойми, я его чуть ли ни к лику святых приписала. Если вдруг окажется, что все строго, да наоборот?
— Мира, не говори ерунды, — произносит с нежностью. — Стас часть твоей семьи. Вы научитесь понимать друг друга, полюбите. Вам просто нужно дать немного времени.
— Не знаю, Маш, — поджимаю губы. — Я столько лет считала его умершим, что сейчас совершенно не представляю как себя с ним вести. Тот мужчина, который пришел с папой, чужой. И прежде всего, ему нужно будет завоевать мое доверие. Я не готова бросаться в омут с головой и открывать свое сердце лишь по тому, что он спустя двадцать лет воскрес.
— Понимаю, — сочувствует. — Но я в вас верю. Вы справитесь!
— Мне б твою уверенность, — шепчу. Продолжить разговор мне не даёт звонок на Машин сотовый. Она берет телефон, смотрит на экран, хмурится.
— Кто там? — спрашиваю.
— Не знакомый номер, — отвечает задумчиво. Нажимает на зелёную кнопку. — Алло.
Глава 50. Мира
Влетаю в отделение интенсивной терапии со Стасиком на руках. Маша со своими детками осталась в машине.
Няня уехала и у нас просто не осталось выбора, пришлось брать малышню с собой.
Мой сын наотрез отказался оставаться в машине, раскричался, начал плакать. Забрала с собой. Времени на уговоры нет.
Быстрым шагом иду по больничному коридору, судорожно ищу нужный номер палаты. Не нахожу. От перевозбуждения перед глазами все расплывается.
— Девушка, посещение больных запрещено! — за моей спиной начинает возмущаться женщина в белом халате. Приглядываюсь к ней и понимаю, что она работает здесь медсестрой. — Тем более, с детьми! — продолжает.
— Я Баринова! — заявляю с высоко поднятой головой. — Мне все можно! — с вызовом смотрю на женщину. — Где Ольховские? Я знаю, их из реанимации перевели сюда!
— Пойдем, провожу, — говорит недовольно. Что-то бурчит себе под нос, но очень тихо, слов не разобрать. Да и не надо оно мне. Плевать!
Дальше по коридору мы следуем за грузной медсестрой. Только и успевают мелькать номера палат, подсобных помещений, кабинетов. На удивление она передвигается довольно быстро и точно знает куда нас ведет. Сама бы я искала палату с Максимом еще очень долго.
— Вот ваш Ольховский, — обращается ко мне с пренебрежением. — Прямо по коридору через дверь второй.
— Спасибо, — слова благодарности вырываются на автомате. Думать не могу ни о чем, подхожу к двери.
Замираю. Делаю вдох. Волнительно до жути. И страшно. Вдруг после всего случившегося Макс не захочет больше общаться со мной? О большем я уже даже и не надеюсь.
После того, как Ольховские разбились на машине, я пересмотрела свое отношение к жизни. Ко всему, что произошло.
Если Максим и Ярослав готовы будут нормально общаться, без воспоминаний из прошлого, без обид и затаенной злости, то я тоже смогу. Ради Стасика. Ради своих чувств к Максиму. Ради себя.
— Мир, заходи, — доносится из палаты голос Макса. На удивление он полон сил. — Я знаю, что ты за дверью.
— Откуда? — вместо приветствия задаю вопрос. Делаю шаг вперед, переступаю порог, прохожу дальше, вижу Максима, делаю резкий судорожный вдох. Перед глазами все расплывается.
— Прости, — шепчу глотая соленые слезы.
— Не вини себя. Этот выбор сделал я сам, — поджимает разбитые губы.
Перед глазами страшная картина. Одноместная палата. Посреди стены стоит больничная койка, по обеим сторонам от нее множество приборов. На койке лежит бледный до невозможности Максим. Он весь утыкан какими-то трубками. Без содрогания не взглянуть.
Сердце сжимается в тугой комок. Я не могу сделать шаг. Ноги приросли к полу.
— Это ребенок от моего брата? — взгляд Максима прожигает насквозь.
Молчу.
— Мира! — повышает голос. Подпрыгиваю от неожиданности. — Отвечай!
— Да! — говорю тихо. — Мой сын от Ярослава!
Слова бьют хлеще пощёчины.
— Убирайся! — показывает на дверь.
— Но…
— Убирайся!
Хватаю сына чуть крепче и выбегаю прочь.
— Девушка, что случилось? — летит в спину голос той самой медсестры, что провожала меня к палате Максима.
Ничего не отвечаю, выбегаю из отделения. За пеленой из слез ничего толком перед собой не вижу, иду практически наощупь.
Не представляю как вообще в таком состоянии смогла выйти на улицу из здания. Очнулась лишь стоя напротив ожидающей меня машины.
— Мира? — вопросительно-сочувствующий тон Маши окончательно добивает меня. Мотаю в разные стороны головой, кусаю губы. Говорить не могу.
Отдаю жене своего отца Стасика, сын без возмущений садится в салон. Сама же отхожу чуть в сторону и присаживаюсь на лавку. Мне нужно немного времени, чтобы собрать себя по частям.
Макс для меня потерян. Мы больше не будем вместе. Он готов был пожертвовать своей жизнью ради меня, но принять моего ребенка отказался.
Стасик, солнышко мое, мамочка тебя очень любит! Ты самый лучший и самый любимый на свете малыш! Ты не виноват в том, что все так сложилось.
Значит, будешь и дальше расти с дедушкой. Точнее, с дедушками. Но без отца.
— Держи ключи, — ко мне подходит Маша. На ее лице написана решимость. — Присмотри за детьми. Я им мультики включила, но все равно.