Грегорий оставил меня стоять одну. И под размеренный стук колес я задумалась о том, что ухаживания Виктора, возможно, всего лишь вызов Сабине. Но я давно не наивная девочка, и делать меня своей игрушкой ему не позволю.
Повернулась и решительно открыла дверь своего купе.
Прима недавнего кордебалета лежала под простыней, отвернувшись к стене. Но напряженная поза говорила, что она не спала.
— Значит, такой вот у тебя членский взнос за статус примы… — констатировала насмешливо и заметила, как Сабина дернулась, словно от удара током.
Сабина готова была провалиться сквозь пол в вагоне. Плевать, что это видел главнюк — он и так шантажировал ее связью с Грегом. Но одноклассница Димы…
Внутри все словно обливалось кипятком, жалило раскаленными иглами, приму трясло от понимания — это конец. Костюмерша теперь не станет ей помогать. Сабина ведь видела, что у их с Димой сохранились хорошие отношения, и что костюмерше стоит сейчас позвонить ему? Ее слова лягут на благодатную почву — муж Сабины зол, даже смотреть на нее не желал, не захотел попрощаться по-человечески, чуть ли не посмешищем выставил, отцепив от себя ее руки и уйдя, ни разу не оглянувшись.
Об этом думать не хотелось вообще. Семейная жизнь портилась стремительно и безнадежно, а идеальный, услужливый, любящий муж стал требовательным, проницательным, дотошным и жадным.
Дверь купе открылась. Девушка закрыла глаза, но насмешливый голос попутчицы словно наотмашь ударил теми же словами, какими Сабина оправдывала себя за связь с Грегом:
— Значит, такой вот у тебя членский взнос за статус примы…
Внутри словно сжалась пружина, закручивая мысли и эмоции в адском котле, а потом словно выстрелила, и Сабина взвилась на месте и зашипела, как вода, попавшая в жир на раскаленной сковородке:
— А тебе-то что?! На себя посмотри!
— Оу!.. — иронично усмехнулась костюмерша, откинувшись назад и сложив на груди руки. — Это ты о чем?
— Витька к тебе с цветочками бегает, ботиночки свои до блеска чистит, рубашечки наглаживает! Хорошо пристроилась: муж там, сама тут…
— А ты ревнуешь? — прищурилась лукаво попутчица.
— Да забирай это вторсырье! Бывшее в употреблении! — крикнула прима, подскакивая.
— А ты сейчас о ком? — вкрадчиво спросила, и Сабине совсем не понравилась ее улыбка и странный вопрос. Прима на минуту растерялась, а эта несносная особа напротив нее вдруг подалась вперед, лицо к лицу, и тихо, но твердо, глядя в глаза четко произнесла: — Послушай меня, девочка: если я еще раз что-то подобное узнаю…
— То что?! — нахально вопросила прима. — Побежишь моему мужу докладывать?
— А то! — смерила презрительным взглядом. — Я ему это в таких красках расскажу, что тебя даже Windows на твоем ноутбуке приветствовать перестанет…
— Не лезь в мою жизнь, ясно! — процедила сквозь ровные зубки прима, теряя самообладание.
— А то что? — насмешливо подняла бровь костюмерша, снова откинувшись назад.
— Я ведь тоже могу твоему мужу кое-что рассказать!
Катерина вдруг весело расхохоталась. Сабина не поняла почему, но ее пробрала внутренняя дрожь. Срочно нужно было позвонить мужу и сказать что-то такое, чтобы слова этой стервы потеряли вес. Но что — придумать прима не смогла.
Костюмерша перестала смеяться, расстелила свою постель, будто ничего только что не произошло, переоделась в свободные шелковистые штаны и тунику, достала из своего рюкзака большое красное яблоко и устроилась с электронной книгой, подоткнув под спину подушку. Казалось, ей не было дела до соседки, и чувствовала она себя явно уверенно и спокойно.
Чего Сабина не могла сказать о себе. Она снова легла и отвернулась, и хотела бы уснуть, но не могла. Под сердцем клубились неприятные предчувствия, она вела внутренний диалог с Виктором, этой стервой Теркиной, с мужем, находила веские аргументы и оправдания себе, злилась на Грега, но все это не успокаивало, а наоборот — все больше ввергало в отчаяние и предчувствие близкой катастрофы. А еще все больше укрепляло ее решение искать работу в Москве.
Когда надоело инспектировать окраины города, уже свернул на ведущую в мой коттеджный поселок дорогу, но словно что-то стрельнуло в мозге, и я резко пересек сплошную двойную и рванул на прилежащую трассу. Уже через несколько минут звонил в дверь квартиры в родной высотке.
Кирилл открыл сразу, будто стоял за ней:
— В окно тебя видел, кофе в кухне пил. Будешь? — с порога с улыбкой предвосхитил мой вопрос.
— Поможешь все наладить? — ответил вопросом на вопрос.
— Жизнь? — поднял он бровь, а в глазах вдруг что-то засияло, ярко, как звезда надежды.
— Сначала хотя бы дом.
— Не с того начинаешь. Опять… — отвернулся и пошел в комнату. Уже оттуда донесся его голос: — Я про кофе, если что!
И я бы ему поверил, если бы не «жизнь?» и «опять». Но прошел в кухню и нажал на кнопку чайника.
Друг вышел уже одетый и со спортивной сумкой в руке:
— Дома кофе пить будешь, — скомандовал, подтвердив мои догадки, и пошел обуваться, на ходу договаривая: — Мои на два дня к родителям в «Луговое» умотали.