Мы часто идеализируем любимых. Думаем о них только положительно, не замечая недостатков, прощая. Не зря появилось выражение «простит, если любит». И сейчас мне кажется, что я тоже простила. Со временем образ Софы просто помутнел, а потом и вовсе растворился в моем сознании. Теперь я с трудом могу вспомнить, как она выглядела. Остались лишь отдельные эпизоды.
Вот она распаковывает подарок на день рожденья. Вот мы впервые целуемся, гуляя по набережной. Вот лежим на кровати в моей комнате и размышляем о будущем. Тогда нам даже в голову не приходило, что это будущее вообще может наступить. По крайней мере мне. Софа всегда была аккуратной в планировании, редко загадывала что-то на будущее.
Мне кажется, она и не хотела этого совместного будущего. Я же мечтала о том, что однажды она предложит мне съехаться, и мы будем жить вместе до конца своих дней в мире и согласии, что мы каждый день будем ходить по городу, держась за руки, и пусть кто-то только попробует нам сказать, что это ненормально… и о прочем банальном бреде.
Сейчас, открыв наш диалог, можно увидеть, что девяносто процентов сообщений — мои. И если хорошо полистать, можно увидеть краткие ответы Софы.
Сначала она действительно поддерживала связь и обещала продолжать. Потом писала что-то про работу и учебу, что решила получать второе высшее. Ссылалась на занятость, а я верила. Через месяц молчания я спросила, не надоела ли, не слишком ли навязчива. Софа ответила, что нет, и все нормально. За этим «нормально» последовали еще две недели тишины. А затем я решила проверить, вспомнит ли она про меня, если я не буду ей писать. Эксперимент провалился: она поздравила меня с днем рождения ровно через год, а потом пропала окончательно.
Временами вспоминая ее, я даже тайком ревела.
Я стояла на набережной родного города, в который прилетела вечером. Смотрела на реку, переливавшуюся всеми оттенками голубого. Раньше я очень любила гулять здесь. Потому что
Вдруг я вспомнила, что именно здесь пообещала Софе быть с ней всегда.
Зимним вечером пять лет назад она как обычно встретила меня из школы. Мы пошли в кафе поблизости. А потом Софа спросила:
— Не хочешь пойти погулять по вечернему городу?
Я кивнула и мы, взявшись за руки, побрели в сторону парка. Гуляя, мы обе понимали, как нам хорошо вместе.
А потом, отойдя в сторону, Софа сказала:
— Макс уехал… К Инне… в Питер… — она очень любила брата. Он был ее личным божеством, помощником. — Навсегда… — Софа всхлипнула. — Как же я рада, что хотя бы ты со мной!
Мне вдруг захотелось, чтобы она могла доверять мне. Быть надежной для нее.
— Я никогда тебя не брошу, — прошептала я.
Она вздрогнула. Я чувствовала её напряжение, как будто мои объятия причиняли ей боль, но всё равно не разжимала рук. Думала, что сейчас Софа начнёт разубеждать меня и отговаривать. Скажет, что мы не можем ничего обещать, что я ещё слишком юна, чтобы такое утверждать, что завтра всё может измениться. Но она не стала. Молча обнимая меня, лишь беззвучно плакала. А я уже ничего не боялась, потому что была уверена в своих словах.
— Никогда не бросишь? — переспросила она вдруг чуть хрипловатым шёпотом.
— Никогда.
— Тогда скажи это ещё раз, — она всхлипнула, и сердце моё затрепетало, но я только крепче прижала её к себе со словами:
— Я никогда тебя не брошу. Никогда и ни за что. Я всегда буду с тобой.
И так получилось, что в тот миг я вдруг поверила в эти два слова, которые раньше были для меня пустым звуком. «Всегда» и «Никогда». Поверила.
— Ещё, — Софа плакала. Моя сильная и независимая Софа. Плакала.
— Никогда не брошу, никогда-никогда, — повторяла я, глотая слёзы, потому что плакать мне нельзя было.
Так я повторяла, пока она не успокоилась и не расслабилась в моих объятьях. А потом мы молчали, и мне казалось, что в тот момент мы были друг другу ближе, чем кто бы то ни было во всем мире.
Я стояла там, прильнув к ней, и думала о том, как бы здорово было вот так засыпать и просыпаться вместе. И это были самые невинные и чистые мысли. Просто просыпаться и чувствовать её сонное тепло. Мне казалось, что прекраснее этого невозможно ничего придумать.
Вдруг Софа потянулась ко мне и, прежде чем я успела что-либо подумать, поцеловала меня, сначала совсем робко, почти невесомо, давая мне время, а потом я сама потянулась к ней.
Люблю. Как же я люблю тебя. Вдох, выдох, и воздуха совсем не хватает, но остановиться тоже невозможно. Люблю. Люблю. Люблю. В каждом стуке сердца, твоём и моём. Люблю. Люблю…
«Ох, нет… Я же умру, если это продолжится». Но прежде, чем я успела умереть, Софа остановилась, а эта мысль так и застыла где-то на грани сознания. А я, тяжело дыша, вздрагивая и всхлипывая, обнимала ее, уткнувшись носом ей в шею. Люблю.
— Да ты еле на ногах держишься, — она улыбнулась, прижав меня к себе.