Бывшая

— Ещё бы… — всхлипнула я. — Это, между прочим… между прочим, мой первый поцелуй был! Предупреждать надо! Я же испугалась до смерти!

— Я знаю, — лёгкий смешок и шёпот в самое ухо. — Но если бы я предупредила, ты испугалась бы ещё больше.

В её объятиях я постепенно согревалась и успокаивалась, и если и было на свете абсолютное счастье, то оно было прямо здесь и сейчас, в этот самый момент. Люблю.

— А если бы нас кто-нибудь увидел? — пробормотала я. — Представляешь, что было бы?

— Неприятности. Извини, я об этом, как всегда, не подумала. Слишком увлеклась… тобой.

Но вечерний ветер был всё же холодней. Мы простояли, обнявшись, очень долго, и почувствовав в очередной раз мою неуёмную дрожь, Софа сказала:

— Даже в гости не позвала. А ты совсем замёрзла. Зайдёшь на чай?

По моей щеке пробежала слеза. Софа. Сейчас ее имя казалось чужим, хотя когда-то было самым-самым родным и лучшим.

«Что бы я сделала, если бы увидела ее сейчас?» — эта мысль беспокоила меня лишь изредка, но всегда навевала печаль.

Оставив страдания по прошлому, я пошла в сторону родительского дома, по пути заскочив в кондитерскую. Выйдя с коробкой любимых пирожных моей мамы, я увидела ее. Просто будто что-то отдаленно знакомое, как дежавю, на чем мой взгляд невольно задержался.

Мне показалось, что я смотрю в глаза самой себе пять лет назад. В ее глазах — бесконечное отражение преломляющихся образов меня прошлой.

— Даш, — выдохнула она, и сердце мое вздрогнуло, словно сухой лист на ветру, и упало.

Софа нисколько не изменилась, и все эти когда-то любимые черты создавали иллюзию встречи с призраком. А потом, опустив взгляд я увидела, что она держит за руку девочку лет двух-трех в смешной шапочке с ушками. Девочка с любопытством смотрела на меня, а я в каком-то ужасе и смятении находила в ее маленьком личике Сонины черты.

— Твоя дочка?

— Да, Юлечка, — ответила она как-то рассеяно.

Я смотрела, как малышка сжимает своей крохотной ладошкой в полосатой перчатке Сонины пальцы, и не могла поверить. «Вот этого ребенка родила моя Софа» — думала я, как-то отстраненно. Это ребенок Софы. Она родила. И, поежившись под внимательным и любопытным взглядом, я поняла, что боюсь этой девочки. Мне не хотелось, чтобы она смотрела на меня.

— Как ты? — спросила Софа, и голос ее показался мне взволнованным, а ее рука в черной перчатке быстрым элегантным движением смахнула пряди волос, упавших на лицо. — Как вообще живешь?

— Живу, как видишь.

Она улыбнулась, улыбка ее вышла усталой, и только теперь я смогла понять, что в ней изменилось. Нет, ее прекрасная внешность осталась прежней, но исчез в ней какой-то веселый, живой огонек. И вместе с тем исчезла ее деланность, наигранность, теперь она казалась мне более настоящей, не скрывала настоящую себя. И я была рада за нее.

— Отец болен, — сказала она. — Поэтому я приехала.

— Серьезно?

— Да. Мы поживем здесь пока…

— А ты сама-то как? — перебила я ее.

— Потихоньку…

«Потихоньку» — эхом отозвалось в голове, и я подумала: «И это говорит Софа?» Софа говорит «потихоньку» и опускает глаза? Наверное, мир слетел со своей оси, а я и не заметила.

— У тебя кто-то есть? — спросила я.

— Да… Андрей… одногруппник мой… бывший, — отозвалась она тихо.

— Не обижает тебя?

Она улыбнулась как-то по-своему: горькой и холодной улыбкой, которая меня так привлекала.

— Ты же знаешь, я не позволю себя обидеть.

И что-то сразу промелькнуло в ее бледном лице, в поджатых ярких губах, в бархатном голосе прежней Софы. Но оно исчезло так же быстро и, кажется, бесследно.

— Да, — вздохнула я. — Не позволишь.

— А как у тебя? — Спросила она, обратив на меня пристальный взгляд. И тут же отвернулась. — Есть кто-нибудь?

— Есть.

— Любишь?

— Люблю, — кивнула я.

— И… она… тоже любит тебя?

— Да. Любит.

— Значит… ты счастлива?

— Счастлива.

— Это хорошо… Я рада.

И я не стала спрашивать у нее, счастлива ли она. Потому что не нужно было это. Потому что и так видела, что нет. Несчастлива. Видела, что Софа жалеет. И вдруг стало очень больно.

— А ты изменилась, — отметила она.

— Правда?

Она улыбнулась.

— Ты… Ты снова стала такой, как когда мы только встретились. Свободной что ли.

В горле вдруг образовался колючий комок. Я молчала.

— И я правда очень рада, — она продолжала с явным усилием. — Что… нашелся такой человек, который не делает тебе больно. Она ведь хорошая?

— Замечательная, — я улыбнулась.

— Хорошо… хорошо… — повторяла Софа.

А я подумала, что это совсем не то, что она хотела бы сказать.

— Ну… ладно. Мы пойдем, наверное, — вздохнула Софа, сжимая ручонку дочери.

И я смотрела, как ее тонкая фигурка скрылась за дверью с надписью «КОНДИТЕРСКАЯ», и хотела закричать: «Постой! Мне так много нужно сказать тебе… подожди…».

Подул холодный ветер. Поняв, как сильно замерзла, я пошла домой.

Там было тихо. Родители еще не вернулись, а Кристина — моя девушка — спала на диване, подобрав под себя ноги и положив руку под голову. Я накрыла ее одеялом, лежавшим рядом, и тихонько вышла из комнаты.