Хоуп прав. Снова. Наверно, стоит возразить или как-то оправдаться. Сказать, что я действительно стараюсь забыть обо всем. Но… ни черта на самом деле не забыто. И этот год я потратила не впустую. Помимо самоусовершенствования, я сутками напролет изучала всю информацию, которую могла только добыть о Бэкке. Журналы, сайты, бульварные газетенки и прочий мусор просеивался на предмет мизерных частиц правды. Где он, с кем он, чем живет и чем дышит. Вот мои главные вопросы на повестке дня. Все остальное я за ненадобностью отшвыривала в дальний угол. Туда же отправлялись и непрошенные мысли на подобии: он хоть раз задумывался обо мне? Если да, то, что чувствовал? Досаду из-за того, что я выжила? Грусть из-за того, что так случилось? Или, быть может даже злость? А потом я прислушивалась к собственным чувствам и приходила к мнению, что лучше бы он обо мне и вовсе не вспоминал.
– Тебе завтра нужно приложить максимум усилий, чтобы убедить их. Говори то, что чувствуешь. Забудь о камерах, забудь о том, что их больше и что они настроены скептически.
– Неужели случаи с выздоровлением настолько редки? – Изумляюсь.
– Не в психиатрии, Кристи. У людей снимают обострения или же устраняют особо видимые симптомы, которые мешают им нормально существовать. Но полное излечение… оно как чудо. Сама понимаешь, что чудес в нашей жизни не бывает.
– А как же я? Разве мой случай не такой?
– У тебя была легкая форма посттравматического стрессового расстройства, а это не болезнь. Это скорее временный дефект твоего состояния, который ты сама же и поборола. Не забывай и о том, что не с ним ты поступила в клинику. Но об истинной причине все умалчивают и никогда в жизни не сознаются.
Могу лишь молча кивнуть в ответ. А что еще сказать? Что добавить? Все и так понятно.
– Нужно идти дальше, – уже чуть мягче говорит врач, – у тебя впереди есть будущее. Но только при одном условии, если ты перестанешь постоянно оглядываться назад.
– А…
– И там не должно быть места для мести. – Выставляет он указательный палец в воздух.
– То есть смиренно приять все, что происходит и простить всех? – горько усмехаюсь. – Разве это честно?
– Кристина, ты снова меня почти не слышишь. Я пытаюсь тебе донести то, что мстить и вершить правосудие – разные понятия. Не торопись вгонять себя снова в ту же грязь, из которой ты так долго выбиралась. Подожди немного и ты поймешь, что можно действовать совершенно иначе.
– Знаешь, Хоуп, ты не психиатр. – Благодарно улыбаюсь ему, когда оборачиваюсь к нему лицом. – Ты – мой ангел-хранитель, который держит меня на плаву.
– Вот и постарайся не утонуть во мраке, иначе все мои старания будут насмарку, хорошо?
Я не могла его подвести. Ведь Джон действительно приложил титанические усилия, чтобы я стала прежней. И всегда на все вопросы «почему?» он скромно увиливал от ответа. Мол, задолжал отцу в свое время и настал черед платить по счетам. Не знаю, что у них приключилось, но и лезть в прошлое, да еще и не свое я не стала.
Мне до сих пор не верится, что это правда. Держу в руках официальные документы, по которым я – нормальная. А еще свободная. Это… это даже невозможно описать словами то, что творилось у меня в душе. Я просто рухнула прямо на ступеньки перед больницей и зашлась в рыданиях. Они были с надрывами и всхлипами, с дрожью в теле и невозможность сделать вздох. Со стороны даже могло показаться, будто у меня случилось какое-то горе. Но… нет. Я размазывала слезы по лицу и чувствовала, как вместе с ними на меня наваливается облегчение. Как будто бы я прошла свою личную войну, не потеряла себя и смогла доказать, что чудеса случаются. Но какой ценой… Почти все утрачено: дом, друзья, карьера, семья. Я как будто сижу у пепелища всего, что мне было дорого.
– Тише, тише, девочка, – крепко прижимает к себе Хоуп, – ты же победила.
– Отчего же мне до сих пор так плохо? – Всхлипываю и утыкаюсь носом в его плечо.
– Оттого, что ничего не проходит бесследно. И твой страх перед будущим вполне оправдан и понятен. Не сразу, но все наладится и ты для этого должна приложить еще больше усилий.