Бывшие. Мне не больно (СИ)

И чудится мне, будто на улице птицы петь перестают, да и темнее становится, хотя солнце в зените. Будто замедляется все, и я вместе с этим миром.

Сердце так отчаянно бьется, что, кажется, этот гул слышит даже хозяйка дома. Горло схватывает спазмом. Это все от лукавого! Дура Светка, настращала меня. И я повторяю, как мантру: все порядке, мне не сделают больно.

Женщина сокращает расстояние между нами в два бесшумных шага и протягивает глиняную чашку, а я, завороженная, принимаю ледяными руками горячую посудину.

— Пей, — взгляд ее прожигает.

И я пью, не задавая вопросов. Жадными глотками, потому что от всей этой атмосферы горло сухое, будто за всю жизнь ни разу не знало воды. Вкус странный, с преобладанием горечи, совсем мало сладости. Жидкость попадает в тело, и сразу же разливается тепло внизу живота, даже спазмом сводит.

Сглатываю, со страхом глядя на Кузьминичну:

— Что вы мне дали?

— Отвар. Чтобы ночью не замерзла.

Что это я вижу?! Улыбку? Она реально улыбается. Совсем чуть-чуть, лишь уголками губ, но это улыбка. Надо валить.

— Спасибо, — встаю.

— Не спеши.

Берет со стола кувшин, в котором стоит красивый букет из полевых трав. Свежий, видно, что сорван совсем недавно. Кузьминична разбирает его на столе, задумчиво перекладывает веточки из стопки в стопку и приговаривает, не глядя на меня:

— Ромашка — чистота и верность. Василек — красота. Мальва — любовь. Тысячелистник — свобода.

Перевязывает пучок красной лентой, а мне вновь чудится шепот. Кузьминична протягивает мне букет.

— Вплетешь сегодня в венок.

— С-спасибо, — сглатываю.

Откуда она узнала про то, что мы с девочками собрались сегодня отправиться к пруду на празднование? Ворожея!

Ой, дурында! Наверняка она услышала, как я со Светкой говорила. Надумала, накрутила уже с три короба. Домой! Домо-о-ой! Сейчас же.

— До свидания.

Разворачиваюсь, чтобы сбежать из этого места. В дверях торможу, будто натыкаюсь на невидимую стену.

— Я буду ждать тебя, — мне в спину.

Меня? Куда? Зачем?

Оборачиваться ссыкотно, будто я не взрослая девка, а десятилетка, которая реально верит в чудищ! Именно поэтому я трусливо сбегаю, не в силах поборать страх.

А через пару часов мама принимается меня отчитывать:

— Вроде девка взрослая, а веришь в какую-то дребедень!

— Мам, да мы просто с девчонками повеселимся.

— Лучше б назад в город поехала да мужа нормального нашла, чем с деревенскими девками дурью маяться! — мама так демонстративно фыркает, что я, не сдерживаясь, закатываю глаза.

Нет, вот обязательно мне настроение портить? Господи, да мы просто костер с девчонками пожжем на берегу, сосиски пожарим да по стаканчику вина выпьем. Преступление — жесть.

— Ой! — бабуля упирает руки в боки. — Давно ль ты забыла, что сама девка деревенская?

Бабулю лучше не злить, да. Она вообще мировая, но раз в год, как говорится, и палка стреляет. Да так, что спасайся кто может.

— Я мужа никогда не искала по прудам да по речкам — и не собираюсь! — гордо.

— А вот лучше бы сходила хоть раз, сухоцвет свой в реку закинула! — мама ахает, а я зажимаю рот ладонью. — Может, кто путный бы нашелся и на старую деву!

— Мама!

— И не надо мне тут мамкать! Пилит, пилит, пилит! Господи, да когда ж у тебя силы-то пилить закончатся и ты своей жизнью займешься?!

— Вот не надо сейчас про мою личную жизнь! — срывается и уходит.

Тут же возвращается, ставит руки в боки и окидывает меня недовольно взглядом:

— Хочешь искать приключения на собственную задницу — валяй! Только знай: ни одной приличной девушки там сегодня не будет! Все шалашовки подзаборные, и ты такой же будешь, если пойдешь!

Открываю рот, не в силах как-то ответить на это. Обидой жгучей накрывает, что завыть в голос охота.

— Уж лучше шалашовка, которая любовь и ласку мужскую знает, чем как ты — каменный алтарь для поклонения! — бабулю тоже срывает.

Встает, повторяет позу мамы: руки в боки, глаза прищурены. А посреди всего этого я — в белом сарафане-ночнушке с букетиком Кузьминичны. И как их одних оставить? Поубивают друг друга ведь.

Вообще бабуля моя в сторону мамы при мне никогда выпадов таких не делала, сейчас то ли накипело, то ли меня стесняться перестали.

— Да ну вас! — мама, махнув рукой, уходит.

С грохотом закрывается дверь в ее спальню.

— И не хлопай мне тут дверьми! — летит вдогонку от бабули.

Хватаю ртом воздух, только сейчас понимая, что все это время реально не дышала. Бабушка рвано вздыхает и смотрит на меня с теплотой:

— Ты иди, Нюшенька. Повеселись там. А мать свою не слушай — она собственными руками свою жизнь запустила, а теперь виноватых ищет. Глупости все, что она говорит. Иди и не спеши обратно домой.

Буквально выталкивает меня из дома, поэтому мне ничего не остается, как отправиться к пруду. Тут уже собрались девчонки, начали разводить костер.

— Танюшка, привет! — машет рукой Света.

— Привет, девчонки.

Собралось нас прилично, человек двадцать. Все девчонки, отдавая дань традициям, нарядились в белые сарафаны. Кто-то фотографируется на помосте, кто-то нарезает фрукты, разливает вино. Одна играет на гитаре, несколько девчонок подпевают под музыку.