Бывшие в падении

Подспудно я всегда знала, что именно этим закончится. Не арестом Рамиля, конечно, – хотя такой вариант вполне можно было предположить, – а тем, что он найдет способ спихнуть на меня заботу о матери. Он всегда был дико обижен из-за необходимости за ней приглядывать. Из-за мамы у него якобы не было достойной работы, возможности хорошо учиться, найти порядочную девушку… Часто бывает, что дети после развода родителей одного из них боготворят, а другого ни во что не ставят. Рамиль винил маму в уходе отца. Рамиль винил меня в отъезде в Петербург. Рамиль винил всех на свете, за исключением себя любимого. В том, что он угнал чью-то машину, дабы продать на запчасти, и попался, была виновата я. Ведь это я перестала присылать деньги, ограничив его в тратах. Плохая, плохая сестра! Теперь мне следовало отработать должок и внести за Рамиля залог. Едва услышав эти слова, я скинула звонок и потрясенно уставилась на экран. Ну и ну, выходит наш непутевый папашка был прав: делаешь людям добро – сам дурак. Не удивляйся, если после этого они вдруг сядут тебе на шею.

– Извини, я не хотела тебя задеть, – сказала я маме.

– Тебе не за что извиняться. И то, что тебе непросто, естественно. Надеюсь, ты поймешь меня правильно, но, может, так и лучше. Раз после Петербурга твоя карьера слишком сильно пострадала, то, может, имеет смысл начать все с нуля в другом?

– Угу, – буркнула я и потерла глаза.

Ну а что я могла ей сказать? «Мам, из-за вас я упустила шанс стать примой Королевского балета»? Или, может: «Мам, из-за вас я во второй раз упустила шанс на счастье с мужчиной своей жизни»? Она не знала ни о приезде в Москву Поля Кифера, ни о моем назначении на неплохую партию. О своем хореографе я говорить с ней боялась, а вот партию опасалась банально сглазить. Вы ведь помните, что балерины ужасно суеверны? Думала прислать маме контрамарку на премьеру вместе с билетом на самолет. Думала, что Рамиль не малолетний идиот, которого нельзя оставить одного и на полчаса, а значит, маме не придется теперь за него переживать. А потом я спустила деньги, которые копила для мамы (не то чтобы там было много) на аренду жилья, да и Рамиль оказался малолетним идиотом, которого нельзя оставить одного и на полчаса. Короче, Дияра Огнева и долгосрочные планы – вещи несовместимые.

Собиралась стать примой, но заработала нервное расстройство, залетела от хореографа, еле выкарабкалась. Деловито раздумывала, не принять ли предложение работы в Ковент-Гарден, но вместо этого оказалась безработной нянькой в Казани. Мне становилось плохо от одной мысли искать работу, да еще срочно. Ну, сколько учителей танцев нужно на один город, даже если большой? А сколько претенденток на это место? И потом, «Здравствуйте, я Дияра, я была первой солисткой балета, но вынуждена была оставить профессию. Почему? Потому что я анорексичка, а мой брат – уголовник. Как это вы не доверяете мне своих дочерей?».

Ладно, я преувеличиваю, говоря, что маме нужна нянька. Она вовсе не мертвый груз, как это выставлял Рамиль, в чем я легко убедилась. Я и раньше знала, что, оказавшись в кресле, она вспомнила, как когда-то любила рукодельничать, но теперь вся ее комната была завалена мотками ткани, клубками пряжи и «проектами в процессе», как она это называла. Заказы у нее были, потому что получалось неплохо, другое дело, что далеко не все заказчики совестливы. Кто-то устраивал безобразные разборки и не выкупал работу, кто-то пытался сбить цену. И мама быстро уставала – с ее-то спиной! Ей нужен был как минимум регулярный массаж для поддержания тонуса мышц, но где взять на него деньги? Пока я присылала, это еще было реализуемо, но теперь денег хватало по минимуму. Какой он тут массаж.

Короче, мама думала, что я танцевала в кордебалете вся забитая и подавленная ситуацией. Ни к чему ей думать, что я ради нее чем-то пожертвовала. Мне отметки за самопожертвование не нужно. Я не Рамиль.

– Расскажешь? – участливо спросила мама, конечно же заметившая мое потерянное состояние.

– Пока нет, – качнула я головой.

Она расспрашивать не стала.

Чувствовалось, что ей точно так же не по себе, как и мне. Она вела себя кротко, ни в чем меня не упрекая, без конца повторяя, как со мной легко в быту, в отличие от брата. Я кивала и уверяла, что тоже рада. А потом закрывалась в своей комнате и часами лежала, глядя в потолок. Ела по чуть-чуть, подавляя приступы тошноты и отвращения к пище. Лениво, вяло, почти не чувствуя вкуса. Единственной причиной глотать эти мерзкие куски еды стала забота о маме. А как правильно заметил Поль, я не стала этого делать даже ради собственного ребенка. Иными словами, с потерей работы и Кифера, вся терапия доктора Нестерова приказала долго жить. Быть может, он поэтому советовал мне завести отношения? Чтобы создать якорь помимо работы? Но если так, то страшно представить, сколько людей живет в ненависти к каждому дню своей жизни, задерживаясь в ней лишь для того, чтобы не травмировать близких.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍