Бывшие. Запрети мне тебя любить

Мир будто поставлен на паузу. Наверное, рассудок окончательно помутился, потому что я почти уверена в том, что слышимые звуки приближающихся машин с сиренами – всего лишь плод моего воображения. Или они едут, но мимо нас, куда-то ещё, куда угодно, но только не туда, где я пару минут назад нажала на курок.

– Опусти пистолет, Жень, – нарушает затянувшуюся паузу Арсений. – Не глупи. Или стреляй. Ни к чему тянуть неизбежное.

Я ослышалась?

Или он серьёзно…

Выражение лица мужчины настолько нейтральное, ничего не значащее, что и понять невозможно, о чём он думает или какие эмоции испытывает. В отличие от меня, которую всю колотит в преддверии того, когда наконец станет известен исход ближайших минут.

– Ну же, давай! – повышает голос и придвигается ближе, позволяя пистолету уткнуться ему в грудь. – Стреляй, Жень! Смелей!

На секунду я в растерянности…

А чего ещё можно ожидать от того, кто вручил тебе заряженное полным магазином оружие?

Естественно, он не боится умереть.

Я проиграла?

Ну уж нет!

– Даже не мечтай, – отзываюсь с усмешкой.

Сжимаю оружие в своих руках крепче, опустив указательный палец на спусковую тягу. Приставляю пистолет к своему виску.

Если всё то безумие, которое я вижу в сидящем напротив, хоть отчасти, но действительно существует, то… надо было изначально делать ставку не на его жизнь. На мне же всё завязано, в конце концов.

– Я буквально только что в единственного любимого,– нарочно выделяю то, каким образом зову Артёма, – стреляла. Дальше моя жизнь хуже быть уже просто не может. И я ни на мгновение не задумаюсь прежде, чем нажать на курок, – поясняю собственные действия. – Выходи из машины! – добавляю уже приказом.

На губах Арсения мелькает злорадная ухмылка, ярко демонстрирующая, что в скором времени мне ещё придётся пожалеть о своей выходке. Но я не поддаюсь. Пусть пожалею. Пусть даже слишком горько. Я должна остановить это безумие. И мчащиеся где-то рядом машины правоохранительных органов – мой лучший шанс.

– Выходи! – перехожу на крик.

Сама открываю дверцу со своей стороны свободной рукой, но не выбираюсь на улицу. Сначала удостоверяюсь в том, что Арсений на достаточном от меня расстоянии. Не хотелось бы получить неожиданный сюрприз в самое неподходящее время.

– Зря ты так, – ухмыляется криво, выходя на улицу.

Он с шумом захлопывает за собой автомобильную дверцу, но я недолго остаюсь в одиночестве. Следую его примеру и оказываюсь на улице буквально в считанные секунды. Прицел пистолета так и остаётся в прежнем положении, будучи приставленным к моей голове, а хлёсткий ледяной поток с небес вновь обрушивается на мои плечи, вынуждая содрогаться одновременно от холода и ассоциаций с недавно произошедшими событиями.

– Теперь что? – интересуется Арсений, разводя руками в стороны.

Если бы я знала…

– Ничего! – огрызаюсь машинально. – Там стой!

Просто жду. Недолго. Постепенно шум сирен становится всё громче, а звук приближающихся автомобилей всё отчётливее. Проходит не больше минуты, пока несколько машин специального назначения останавливаются очень близко от нас. Я так и не смотрю на них. Только прямо перед собой. Не могу допустить, чтобы стоящий с другой стороны седана сделал хоть шаг. Наверное, именно поэтому не сразу понимаю, что больше не одна, а риск, на который я пошла, оправдал себя в полной мере. Даже когда несколько высоких здоровенных фигур в непроницаемых чёрных масках окружают нас, а часть из них ставит Арсения на колени. Они что-то говорят. Кажется, обращаются ко мне. Не слышу их. Не слушаю. Вообще не ощущаю и не чувствую ничего, помимо бешено толкающегося по моим венам пульса и холода металла на своей коже. До сих пор не могу поверить, что всё заканчивается.

– Жень…

Мягкий обволакивающий голос разносится совсем близко. И я знаю, кому он принадлежит. Но всё равно не реагирую. Во мне будто перегорает какой-то предохранитель, отвечающий за всю активность организма. Не могу пошевелиться. Пальцы онемели. Собственное тело почти не ощущается. И даже ответить – слишком тяжкая ноша сейчас.

– Жень, – повторяет Агеев. – Всё.

Он слегка дотрагивается до моего плеча, а я на пару коротких мгновений закрываю глаза, позволяя обжигающей солёной влаге спуститься с ресниц.

– Всё, моя хорошая. Всё.

Не помню, как и когда он отбирает у меня своё служебное оружие. Вообще происходящее больше напоминает дурной сон и свершается будто не со мной вовсе. Где-то там, отдельно от меня. Очень близко, но в то же время будто бы мимо. Не соприкасаясь. Должно быть, я окончательно схожу с ума. Как минимум потому, что обнимающий меня со спины муж – цел, здоров и невредим.

– Это правда ты? – бормочу едва различимым полушёпотом.

Нет никаких сил развернуться и удостовериться в том, что моё видение – реальность. Поэтому я очень благодарна мужчине, когда он решает эту проблему за меня, поворачивая к себе лицом. Взгляд серых глаз изучающе проходится по мне с ног до головы, а стоящий передо мной заметно мрачнеет.

– Медики где?! Пусть пошевелятся! – командует он, обращаясь к кому-то.

Вновь возвращает взор ко мне. Хмурится.

– Ты под наркотой, – поясняет, скривившись.

Я слышу в его голосе чувство вины. И оно никак не вписывается в моё сознание.

– Матвей… – проговариваю с огромным усилием.

Неимоверно трудно удерживаться в реальности.

– С Матвеем всё хорошо, – успокаивающе отзывается Рома. – Костя сейчас с ним. Никто не тронет нашего сына. Будь уверена. Я позаботился об этом.

Требуется не меньше десяти секунд, прежде чем усваиваю информацию. В итоге я коротко киваю, с видимым усилием выдавливая подобие улыбки, полной облегчения… И тут же срываюсь с места. Где-то по пути к оставленному мною ранее «Mitsubishi Pajero» подворачиваю ногу, но тупая боль в области лодыжки ничего не значит. Пропускаю тот момент, когда прекращается дождь. Всё, что остаётся в моём помутнённом разуме – прошедшее количество секунд, прежде чем удаётся упасть на колени рядом с лежащим на земле Артёмом.

Может быть память в очередной раз играет со мной злую шутку, но кажется, будто мужчина и не пошевелился больше ни разу с того момента, как я оставила его.

– Тём, пожалуйста, – бормочу неразборчиво.

Обеими ладонями обхватываю его лицо и склоняюсь ближе, прижимаясь губами к холодному лбу. Позади раздаются чьи-то крики, но я не обращаю на них внимания. Всё, что действительно интересует в данный момент – медленное, едва различимое дыхание моего самого первого и единственного мужчины, которое удаётся улавливать с огромным трудом.

– Прости меня, – шепчу почти неслышно.

Как бы ни хотелось сейчас увидеть ответную реакцию в омуте цвета бездонной синевы… но глаза Артёма закрыты. Он никак не реагирует. Не слышит меня.

– Прости, – повторяю ещё не один раз. – Прости, родной.

Немного отстраняюсь, бездумно вглядываясь в багровое пятно, расплывшееся на белой рубашке где-то в районе солнечного сплетения…

Неужели я промахнулась?!

– Девушка, отойдите! – строгий властный голос за моей спиной застаёт врасплох и вынуждает вздрогнуть. – Вы мешаете! – дополняет незнакомец немного мягче.

Чьи-то широкие мягкие ладони ложатся на плечи, решительно отодвигая меня в сторону. Рядом с Артёмом появляются носилки и несколько человек в бледно-голубой униформе, которые тут же укладывают мужчину на них. Они уносят его в сторону неизвестно когда появившейся машины скорой помощи. Но я не успеваю отправиться следом и узнать, что же будет дальше. Мир перед глазами стремительно темнеет, а реальность меркнет. Сознание заполняет вязкая неумолимая пустота, которой невозможно сопротивляться.

– Жень, – слышу словно издалека голос мужа.

Дальнейшее протекает будто в тумане. Агеев подхватывает меня на руки, а я доверчиво утыкаюсь носом в его плечо, просто потому, что уже не в силах держать голову самостоятельно. Объятия – тёплые, согревающие, обещающие безопасность, мир и покой. Я позволяю себе забыться в них на некоторое время, потихоньку погружаясь в эту свою приближающуюся тьму, пока под кожу не вонзается игла, а в кровь словно обжигающая лава поступает. Разум проясняется в считанные секунды. И вместе с этим приходит кое-что ещё… То, во что верить совсем не хочется, но иного объяснения происходящему просто нет.

– Это поможет не отключиться, – говорит тем временем какая-то женщина в белом халате. – Через час желательно повторить процедуру.

Оглядываюсь по сторонам. Муж всё ещё держит меня на руках. Артём уже в машине скорой помощи, чьи задние дверцы распахнуты настежь. Арсения и вовсе не видно.

– Но лучше бы её в больницу отвезти и анализы взять, – вкрадчиво дополняет медицинский работник. – Кто знает, что у неё там в крови. Возможен риск остановки сердца. Мы сейчас вашего второго пострадавшего упакуем и можем её с собой взять, если хотите. Или сами везите, если так удобнее будет.

– Сам привезу, – отвечает Рома.

Женщина сухо кивает и удаляется. А я прокручиваю в голове сказанное ею.

– Он жив, да? – интересуюсь робко.

Агеев сжимает объятья крепче.

– Да, Жень. Жив, конечно, – тяжело вздыхает он. – Или ты его правда пристрелить собиралась? – дополняет с задумчивой улыбкой.

Смотрит до того ласково и понимающе, что чувство вины во мне буквально зашкаливает. Но совсем недолго. Потому что теперь, когда вменяемость потихоньку возвращается, а я начала понимать кое-что ещё…

Не я одна тут виновна!

– Ты знал. Обо всём, – не спрашиваю, озвучиваю очевидный факт. – И ты специально допустил всё это. Моё похищение, ту девку к нашему сыну. Не было никакой аварии, да? Не было никакого взрыва, – смотрю на него и не верю собственным глазам.

Потому что, по мере каждого произнесённого слова, единственное, что вижу в выражении лица федерального судьи – я целиком и полностью права. А он, мать его, даже отрицать не собирается! Ни капли, чтоб его черти пожрали, не раскаивается! Зато теперь понятно, откуда полицейские машины прибыли. Вместе с ним, к тому же.

– Не совсем, Жень, – мягко возражает он. – Моя машина и правда взорвана. Просто я не такой дебил, чтобы подпускать к ней кого попало, а потом за руль садиться, – хмыкает он с горечью. – И который из Рупасовых на самом деле виноват, или же оба враз – я тоже не был до конца уверен, пока ты не сыграла финальную часть в нашей партии. А о сообщнице вообще только в последние сутки узнал. Благодаря ей и стало возможно закруглиться с этим спектаклем.

Если пару часов назад я поражалась сумасшествию двинутого на всю голову серийному убийце, то теперь начала сомневаться в адекватности супруга.

– Значит, спектакль… – подвожу мысленный итог вслух. – Браво, господин режиссёр! А по-другому как-то нельзя было?! – непроизвольно срываюсь на крик.

Ведь я чуть Артёма насмерть не пристрелила!

А если бы промазала?!

– Нельзя, – резко и жёстко реагирует мужчина. – И сама знаешь, я бы не стал идти на такой риск, если бы на то не было крайней необходимости. Я восемь лет на пару с несколькими следаками в этом дерьме копался, и так и не нашёл ни одной прямой улики, а косвенные настолько жалкие, что даже на заведение дела не потянут. Или ты считаешь, что смерть двенадцати женщин – это не основание? Сколько бы их ещё было, не останови мы его?

Черты лица Агеева преображаются. Теперь передо мной больше не заботливый муж. Суровый, расчётливый человек, знающий толк во многом гораздо лучше меня самой.

– Честно, и знать не хочу, – отмахиваюсь от него. – Отпусти! – не дожидаясь, пока он соизволит выполнить мою просьбу, освобождаюсь от его объятий и встаю на ноги. – Я с ними поеду.

На что получаю вполне себе знакомое и однозначное:

– Хм…

Больше не смотрю на мужа. Сейчас я слишком зла, чтобы реагировать по-другому. Хотя и понимаю, что правота на его стороне. Кроме того, быть уверенной, что с Артёмом всё в порядке… И так знаю. Но от того нисколько не легче. Последующий час растягивается неимоверно долго. И в то же время пролетает будто в одну секунду. В отделение хирургии, куда доставили Артёма, меня не пускают. Буквально насильно вынуждают саму пройти обследование, сдать кровь и прочие анализы, после чего пичкают уколами и таблетками, выделив отдельную палату на другом этаже больницы. А потом являются судебные эксперты. Они забирают мою одежду и проводят исследование на остаточный пороховой след. Именно в эту минуту вспоминаются слова Рупасова-младшего о том, чем мне грозит содеянное. Вот только в одном он ошибся: с моим мужем всё в порядке, а всё происходящее заранее спланировано, поэтому последствия для меня оказываются минимальными. Даже слишком.

– Тебе бы отдохнуть, – словно между делом отпускает замечание Рома, как только заканчивается обязательная составляющая официальных процедур.

Мужчина стоит лицом к окну, рассеянно вглядываясь в пейзаж за окном пятого этажа государственного учреждения, а я сижу лицом к нему на краю постели, заправленным белым накрахмаленным бельём, и комкаю между пальцами подол больничной рубашки, которую выдали не так давно.

– Я не устала, – отзываюсь тихонько.

Рядом лежит чистая одежда, которую предусмотрительно взял с собой муж. Надо бы переодеться, но на самом деле сил не осталось ни на что. Внутри до сих пор сплошная пустота, а разум отказывается анализировать былое. Может быть, в первую очередь потому, что до сих пор не могу поверить в то, что Агеев специально и целенаправленно провёл меня через всё это.

– Жаль, что ты его не застрелила, – равнодушно произносит муж, будто бы и не говорит ничего такого из разряда вон выходящего. – Хотя я и так знал, что ты не способна на такое, но всё же… – дополняет задумчиво.

Федеральный судья, давно и жестоко превысивший свои служебные полномочия, да и вообще всю полноту разрешённого рода деятельности, трёт наружной стороной ладони подбородок и по-прежнему не смотрит на меня. Мне же требуется не меньше минуты, чтобы понять, что Агеев только что упомянул о младшем из братьев, а не о старшем… почему-то кажется, будто, поступи я подобным образом с ними обоими, он и тому тоже был бы несказанно рад.

– Слышал бы тебя сейчас кто-нибудь ещё… – хмыкаю недовольно. – Обязательно было доводить этот спектакль настолько далеко? Прежнего мало было что ли вам? – добавляю в укоре. – Не считаешь, что это уже чересчур, а?

Приступ негодования во мне настолько силён, что душит. Жадно и шумно я втягиваю воздух, но никак не могу надышаться. Будто весь кислород вокруг изъяли в наказание свершённому мною.

– Зато теперь Лебедева как миленькая даст показания, которые существенно помогут ходу дела, – равнодушно отзывается он. – Арсений неба не в клеточку больше не увидит.

Долго размышлять не надо, чтобы знать, этот вариант Рома тоже заранее просчитал. Не удивлюсь, если вообще специально всё к тому подвёл.

– Ну да, конечно, – хмыкаю в презрении.

Отворачиваюсь от него, малодушно задумываясь о том, чтобы и правда выполнить предписание врача и недавнее пожелание Агеева – забить на всё и лечь спать. Голова слишком тяжёлая и думать о чём-то ещё довольно проблематично. Но звук входящего на телефоне мужа быстро развеивает последнюю мысль. Мужчина бегло читает поступившую информацию, а после разворачивается ко мне.

– Прооперировали твоего ненаглядного. Нормально с ним всё. К утру скорее всего из реанимации переведут в общее отделение.

Шумно выдыхаю и не могу справиться с напрашивающейся улыбкой.

– Мне можно к нему? – спрашиваю с надеждой.

Знаю, что нельзя, но…

И не такое возможно, если только Агеев пожелает.

– Хм… – слышится в ответ.

Мужчина прищуривается и окидывает меня оценивающим взором.

– А если скажу «нет», тебя это остановит? – интересуется он встречно.

Столько невысказанного кроется в серых глаз, будто вопрос относится не конкретно к данной ситуации, но и вообще в целом.

– Я… люблю его. Всегда любила. И сам знаешь.

Отворачиваюсь и поднимаюсь с постели, попутно пытаясь вспомнить в какую сторону необходимо идти, чтобы попасть туда, куда так зовёт сердце и рвётся душа.

– Знаю, – горьким сожалением отзывается Агеев. – У меня с памятью ещё не настолько плохо, чтобы я мог забыть такое. К тому же, когда я изначально планировал твоё возвращение сюда – тоже не забывал, – добавляет многозначительно.

Он сокращает разделяющее нас расстояние в пару быстрых размашистых шагов. Я даже с места сдвинуться не успеваю прежде чем его шероховатые ладони опускаются на мои плечи, а тяжёлое дыхание касается затылка. Замираю, не в силах переварить тот контраст, который воцаряется в моей голове. Я должна идти. Но и покинуть мужчину, который пожертвовал ради меня очень многим… Всё-таки я неблагодарная лицемерная дрянь. Возможно, Арсений всё же был прав в какой-то мере. Я же мучаю не только себя. Их всех тоже.

– А ещё я знаю кое-что ещё… – дополняет Рома.

Судорожно сглатываю подкативший к горлу комок. И просто жду, когда он продолжит вновь. Произнести что-то вслух для меня просто за гранью достижимого.

– С тех самых пор, как я впервые увидел тебя, – облегчает мою участь мужчина, заговаривая вновь. – Ту сломленную семнадцатилетнюю девочку с моим сыном на руках: уже тогда сразу было понятно, если твоё сердце и будет делить нечто светлое и безграничное, помимо любви к этому крошечному свёртку, так отчаянно нуждающемуся в твоём тепле, то… – выдерживает маленькую паузу, шумно втягивая воздух, – это буду точно не я. Так что можешь не думать о том, как я останусь один, если ты уйдёшь, – придвигается ближе, затрагивая мои волосы, ненадолго замирает в таком положении, позволяя прочувствовать насколько же трудно ему даётся каждое произнесённое слово: – Спасибо тебе за всё, девочка. Сегодня я вернул тебе долг за твою доброту и заботу. Теперь мы квиты. Можешь делать что угодно. Я не встану у тебя на пути. Ты свободна в своём выборе.

Говорят, жизнь – как сломанная карусель: поднимет тебя выше неба, а после размажет о землю. Именно так происходит со мной постоянно. И этот раз не становится исключением. Вот только это моё очередное взлёт-падение, пусть и не менее болезненно, но оно и правда приносит освобождение. Сердце бьётся будто бы с новой силой. Гораздо легче и быстрее.

– Спасибо, – шепчу негромко.

Агеев отступает на шаг назад, а я оглядываюсь, не в силах сдержать переполняющие меня изнутри эмоции. Обнимаю мужчину и крепко-крепко целую его в щёку.

– Ты – самый лучший, – добавляю в таком же тоне. – Ну об этом ты тоже наверняка знаешь, – заканчиваю смущённо.

Встречаю в серых глазах мелькнувшую растерянность, мгновенно сменившуюся на более привычную отстранённость. Мужчина вздыхает напоказ удручённо и качает головой, будто бы не признает сказанного мною.

– Иди уже, – отмахивается напоказ устало.

А мне большего и не требуется. Даже не бегу, вылетаю из палаты, не раздумывая о направлении, в котором меня несёт навстречу моей новой жизни. Я просто знаю, что оно правильное. И что бы ни случилось позже… больше ни разу не пожалею. Ни о чём.

Артём всё ещё под наркозом, а реанимационная медсестра при моём появлении мрачнеет и хмурится, бормоча себе под нос, что не положено тут «шляться всяким», однако ничем иным не препятствует моему пребыванию возле мужчины. Я же сажусь на край постели и последующие несколько часов не отхожу от него, осторожно и бережно сжимая широкую сильную ладонь в своих подрагивающих пальцах. Честно говоря, понятия не имею, как Рупасов отреагирует на такую мою вольность, но по большей части это не тревожит меня. Слишком важно чувствовать исходящее от него тепло и ощущать, что он рядом.

– Ты… – едва слышно произносит Артём, когда приходит в себя.

Он болезненно морщится и слегка приподнимается выше.

– Я… – отвечаю с ласковой улыбкой.

Наверное, надо бы сказать гораздо больше, но, глядя в омут бездонной синевы, любые слова кажутся ненужными.

– Ты. Стреляла в меня. Два раза.

Он слегка прищуривается и больше ничего не говорит, ожидая моей реакции. Я бы тоже не прочь кое-что узнать на этот счёт, особенно по той части, где Артём совсем не удивился тому, что мог сотворить его младший брат, поставив меня перед таким жестоким выбором.

Но то про себя. Вслух:

– Да, стреляла. А ты бросил меня. Тоже дважды.

Уголок его губ приподнимается в нахальной ухмылке. Я тоже продолжаю улыбаться, хотя сердце обливается горечью вины. Но и оправдывать собственные действия дальше я не спешу.

– Потом расскажу, ладно? – подвожу мысленный итог вслух.

Мужчина прикрывает глаза, выражая тем самым согласие, и сжимает свою ладонь, которая до сих пор покоится в моих руках. Очень простой жест. Но наполненный безмятежностью и чем-то ещё безгранично тёплым, нежным – тем, что согревает моё сердце и развеивает последние сомнения. Временно высвобождаюсь от прикосновения мужчины, снимаю с безымянного пальца полоску из жёлтого золота, аккуратно положив украшение на край прикроватной тумбы. С пару секунд смотрю на обручальное кольцо, внутренне отпуская каждое мгновение своего прошлого, а затем…

– Я люблю тебя. И больше никогда не оставлю.