Хоть мы и договорились с ней в начале вечера перейти на «ты», ни одна из нас этого так и не сделала.
Наталия снова вежливо улыбается, а я усматриваю в ее вопросе вполне очевидное второе дно. И Адриан усматривает. Что-то тихо говорит по-гречески маме, а мне ободряюще улыбается.
Но я всегда могла правильно выразить мысли. Так, чтобы обозначить свое место и при этом никого не обидеть.
— Если вы имеете в виду, собираюсь ли я сразу после рождения нашей с Андреем дочери выйти в эфир? Однозначно нет, — окидываю своего мужчину влюбленным взглядом. — Я хочу насладиться младенчеством, надышаться этим состоянием, — смущаюсь, а потом поднимаю лицо.
Смотрю ей прямо в глаза. Обращаюсь мысленно…
Слабо откашливаюсь и снова увожу глаза в сторону.
— Я рада, что вы решили сделать перерыв в карьере, Вера, — произносит женщина чуть мягче. — Материнство — самое важное для женщины занятие. Дело жизни. Её предназначение. Бог создал нас, чтобы мы продолжали этот мир. А работа приложится…
— Приложится?.. — озадаченно переспрашиваю.
— Ну да… Мало, что ли, этой работы? Вот даже в Греции. Вы можете устроиться гидом или администратором, скажем, в Национальном театре или в Археологическом музее. Конечно, рабочих мест у нас мало. Безработица. Но Адриан за вас договорится…
Сжимаю вилку практически до хруста и чувствую, как буквально в секунду, загорается лицо.
— Адриан договорится?
Я десять лет своей жизни трудилась и зарабатывала своё имя, чтобы Адриан договорился? И я поработала администратором в Афинах?
Хмыкнув, слышу тихий мужской смех сбоку, который в данный момент раздражает.
— Женщины, — произносит Адриан высокопарно. Придвигается чуть ближе и ободряюще гладит мои распущенные по плечам волосы.
— Но, если что, я правда могу договориться? — добавляет весело, а когда напарывается на острый, как вилка в моих руках, взгляд, становится серьезным и кивает мне. Мол, шутка ведь.
Вздыхаю трудно. Конечно, зная о том, что Адриан давно свободен и является всеобщим любимцем и кормильцем, я предполагала, что будет хмм… сложновато. Поэтому и переживала заранее.
— Я пока не готова говорить о работе, — заканчиваю неприятный разговор. — Но вообще, мне нравится то, чем я занималась. И я планирую когда-нибудь продолжить.
— Ну и отлично. Сами разберетесь, — соглашается Наталия. — А с ребеночком я всегда могу посидеть. Можешь не переживать, Вера, спокойно уезжать куда вам надо.
Внутри, где-то под сердцем, как раз там, где сладко спит малышка, снова рождается протест. Ох, как всё нелегко. Мои сдобренные гормонами эмоции и собственническая позиция по отношению к Андрею в который раз за вечер сталкиваются с опытом и мягкой авторитарностью этой женщины.
Умоляюще посмотрев на Макриса, захватываю стакан с водой и жадно пью.
— Мама, спасибо за ужин и отличный вечер, — поднимается он с места и протягивает мне руку. — У нас с Верой утром планируется поездка в Афины, поэтому мы пойдем.
— Конечно, идите с Богом, — произносит она, вставая.
У порога обнимает Адриана и с теплотой обращается ко мне:
— Рада была с вами познакомиться, Вера Стоянова. Простите, если что-то не так сказала. Надеюсь, ничем вас не обидела?
Напрягаю уголки губ.
— Нет, конечно, что вы? Я совсем необидчивая.
Черта с два.
После того как мы с Адрианом выходим на тихую, залитую вечерним светом улочку, он накидывает мне на плечи свой пиджак и сперва берет за руку, а потом приобнимает.
— Всё в порядке?
— В порядке, Андрей, — выдыхаю наконец-то, потому что можно стать собой и говорить все так, как есть. — Нам с твоей мамой… нужно время, чтобы привыкнуть друг к другу.