Так и здесь: дерзить, ясное дело, не стоило, особенно матери. Но вы меня извините! "Попроси отца написать записочку". Каким хочешь голосом говори – всё равно! Кто здесь болен? И кто о ком должен проявлять заботу?
Телефон позвонил пять раз, на шестом тренькнул коротко и замолк. Наверное, мама подумала, что набрала не тот номер. Зазвонил снова. И не выдержали у Лиды нервы. Да попробуйте сами – тоже не сможете, потому что стыдно.
Она сняла трубку, но говорить ничего не стала: пусть сама говорит, если ей надо.
– Але, – услышала она в трубке и вздрогнула, замерла от этого голоса. – Але! Можно попросить Лиду?
– Можно, – сказала она что есть силы спокойно, – это я.
– Лид, это Сева… Я должен с тобой встретиться. Я тебе всё объясню!
Ну и фразочка! Как в телеспектакле! "Я тебе всё объясню".
А раньше, между прочим, он даже и речи не смел завести про "давай встретимся"… Наверное, что-то изменилось в её голосе. А Севка это поймал. Не из-за тебя изменилось-то, успокойся. У меня батянька в больнице!
– Лид, ты только не клади трубку!
Она и не собиралась. Но теперь, когда он опять сказал эти ужасно знакомые по телекино и прочему слова, ей захотелось положить трубку.
– Лид, а ты чего делала?
Да уж по крайней мере тебя не ждала!
– Лид! Ну хоть слово-то скажи.
Она повернула голову, увидела будильник на столе -древний батянькин подарок. Как она в первый класс пошла (прямо под первое сентября), так он ей и подарил. И с тех пор будильник не ломался ни разу. Только батарейку раз в год смени. И то Лида к этому отношения не имела – батянькина забота. Сейчас этот вечный сторож секунд показывал без десяти четыре.
И как только она подумала об этих часах и обо всём, что было с ними связано, до того не захотелось чего-то там объяснять этому Севе… Постороннему… Даже не захотелось говорить, что у неё якобы свидание. Всяк знает, это бьёт в самое сердце, и будет бить, даже несмотря на миллионократное употребление, даже если люди вообще переселятся на иные планеты и звёзды.
Но не хотелось ей! И неожиданно, причём без всякого там презрения, ненависти и прочих сильных чувств, а лишь с одним спокойствием да, может, ещё с досадой, что время потрачено попусту, она сказала:
– Неохота мне с тобой разговаривать!
И после этого положила трубку. Не бросила, а именно положила. Просто разъединила телефон.
У них была палата на троих: Старик, Снегирёв, ну и он сам, Бывший Булка. Старик по большей части читал, лёжа на кровати.
– Молодец! – с жёлчной одобрительностью говорил Снегирёв. – Молодец-молодец! Тренируешься на загробное царство. Интересуешься, можно ли вылежать, сколько там требуется?
Старик не обращал на него внимания. Он читал. Бывшему Булке нравилось, что он не глотает книги, как некоторые, а читает их не торопясь. Словно одновременно и читает их, и думает.
Бывший Булка, который не любил спать высоко, отдал Старику свою вторую подушку.
– Ну и чего ты этим добился? – строго спросил Снегирёв. – Что он пролежни получит?
Сам Снегирёв, однако, тоже больше полдня валялся на койке. Да и что ещё было тут делать? По коридору слоняться? Козла забивать? На улицу по причине захандрившей погоды не очень-то сунешься… Простуды только не хватало! Так подумал однажды Бывший Булка и невольно замер, неприятно удивился: понял, что обрастает слабыми мыслями, думает о себе, как о больном человеке.
Он лежал закинув руки за голову – любимейшая его поза, когда не надо спешить. Правда, последние лет десять-пятнадцать у него это редко случалось: утром – будильник, вечером – спи скорей, завтра на работу.
Его удивил однажды Старик. Они возвращались в палату после обеда, и Старик к чему-то сказал, что у него много книг – всю жизнь копил.
– Но понимаете, это всё были книги-призраки.
– Призраки?..
– Ну да, – пояснил Старик, – книги-призраки. Это те я называю, которые стоят на полках нечитанными. По деньгам они вроде бы твоя собственность. А на самом деле… не твои. Ты знаешь одну обложку…
Бывший Булка представил себе, как Старик входит в комнату, а книжные призраки все на него смотрят…
– Чего ж вы их покупали?
– К пенсии, дорогой мой, да-с, к пенсии.
Бывший Булка невольно покачал головой. Чаще всего думаешь: ну, пенсия – конец жизни. А для некоторых, оказывается, с пенсии кое-что только и начинается…
Время свободное! Понял?
Теперь, лёжа на кровати руки за голову (лучшая поза для плевальщика в потолок, как говорит Снегирёв), Бывший Булка думал о том, что у него в голове много, наверное, мыслей-призраков. Мелькнули когда-то и спрятались. Потому что ведь всегда приходится думать о самом ближнем – о том, что завтра, о том, что вчера…
Теперь он мог думать о чём хочешь – времени, как говорится, навалом. Но в голову опять лезло близкое – о Лидке, о Маринке, о неоконченном станке… И ещё мешала саднящая тревога… О себе.