Бывший Булка и его дочь

И вдруг у Бывшего Булки перехватило дыхание. Ему (что очень редко бывает) ясно припомнилась картина из недавнего сна. Вот он прыгнул, вышиб дверь. Тут же нестерпимая боль в правом боку, и он проснулся…

А ведь Володе в левый попало. Чуть ниже сердца.

Бывший Булка осторожно прислушался к себе. Ничего не болело. Полежал несколько минут не двигаясь.

Он точно помнил то место, куда попала ему пуля.

Потрогал.

Бугор, казалось, ещё немного подрос. И рядом теперь катался под кожей шарик, примерно с горошину.

Через два дня он пошёл в заводскую амбулаторию, к хирургу, к этой беленькой симпатичной врачихе, Синельниковой. А Лидке и Маринке по-прежнему ничего…

— Филиппов… Товарищ, вы Филиппов?

Бывший Булка встал, машинально вынул руки из карманов. Народ уже рассосался. Лишь несколько человек из тех, что пришли позже Бывшего Булки, ещё ждали своей очереди.

— Филиппов, пройдите в кабинет.

* * *

Лепить снежной бабе руки — дело, пожалуй, самое сложное. Надо продолговатыми комками обклеивать прут, а комки без конца отваливаются, а ветки (руки) выпадают из туловища. Морока!

И всё же Лида сделала эту сложнейшую работу. Теперь можно было приступать к давно задуманной мести. Из прошлогодних листиков она сделала глаза, из толстой рогульки унылый нос. Прикинула на секунду, делать рот или не делать. Ничего, и так хорошо!

Теперь она взяла тонкий прут и, отламывая кусочки, стала аккуратно вдавливать их в живот снежному чудовищу: СЕВА.

Жутко довольная собой, она отправилась на терраску, села так, чтобы солнце обливало её всю, закрыла глаза. На секунду тайной мышью в ней заскреблась мысль о школе. Что завтра будет?.. Лида поскорее открыла глаза и стала любоваться своим произведением. Чудо, в самом деле, до чего он был хорош: с квадратными глазами, с опущенным носом и абсолютно немой.

— Эй, Севка!

Он вылез из глубин своей крепости:

— Чего?

— Ничего, просто так, — ответила она голосом Лисы Патрикеевны.

Тогда он догадался посмотреть на бабу.

— Ух!.. Шпионка! С лопатой наперевес он пошёл на бабу Севу.

— Севка! Имей совесть!

Проходя мимо террасы, он зачерпнул полную лопату снега:

— Сдаёшься?!

— Сда-юсь, — тихо ответила Лида и улыбнулась.

Севка с растерянной улыбкой стоял перед нею, всё держа полную лопату тяжёлого мокрого снега.

— Лида… — сказал он очень опасным голосом.

Она собрала всё своё мужество.

— Плыви-плыви, бревно зелёное!

(Вы, конечно, знаете, что существует такой анекдот про Чебурашку и Крокодила Гену.)

— Точно, шпионка! — с обидой сказал Сева.

Придя на поляну, уже истоптанную Лидой, он принялся за дело. Да с таким угрюмым трудолюбием, что просто умереть со смеху! Словно бы он хотел подтвердить пословицу о том, что если дружно работать, то и снег загорится, а если кое-как, то и масло не вспыхнет.

Слепил один огромный ком, на него с рычанием загнал второй, почти такой же. А третий сделал до смехотворности маленький. Да ещё его сверху пообтесал. И голова получилась приплюснуто-продолговатая.

Потом бегом принёс новых сучьев, но не стал их облепливать снегом, а прямо воткнул в туловище — корявые, загребущие. Лида аж позавидовала.

Дальше Севка в самых углах продолговатой головы пристроил узенькие глазки, в середину сунул плоский нос, вместо рта — неровный ряд обломков. Получились на редкость чёрные и хищные зубы. Да и вся рожа, вся баба вышла ужас до чего смешная и страшная.

А Севка отступил на шаг, будто любуясь своей работой, и вдруг выложил букву «Л».

— Севка, прекрати!

А он уже «И», «Д».

— Севка!

— Никаких Севок! Сама первая начала.

— Потому что ты кидался.

— Пожалуйста, кидайся!

Сердясь, Лида слепила снежок, приметилась:

— Получи, бандит, гранату!

Метрах в трёх от Севы замахал руками ушибленный куст.

— Хило работаете! — не оборачиваясь, крикнул Севка и прилепил недостающее «А».

Так они и стояли рядом — снежная Лида и снежный Сева. Причём Сева казался кротким ребёнком рядом со свирепой и огромной «мамашей».

* * *

Приходили новые люди с новыми заботами, усаживались около двери в другой кабинет. А из прежних он теперь остался один — его попросили обождать. И началась едва заметная суетня. Вошла сестра, вышла сестра. Вышел доктор. На левой руке у него была чёрная рентгеновская перчатка, в правой он держал синюю бумагу, Булкин анализ: вчера ему сделали проверочный укол, а сегодня осмотрели и попросили обождать.

— Филиппов?.. Придётся ещё обождать немного. Анализ не совсем получился.

«Я и так жду!» — хотел сказать Бывший Булка, но не сказал.

«А если не получился, чего ж таскаешь его взад-назад!» — хотел сказать Бывший Булка, но тоже не сказал.

Он подошёл к окну, заставленному извечными больничными цветами. Солнце продолжало светить как угорелое, и с крыш лило. Бывший Булка заметил, что руки его холодны — камень подоконника казался им тёпел… Чёрт! Ещё только простудиться не хватает! Он мысленно представил себе то место, где был чёрный пятак… и горошина. Но ведь совсем не болело! Ему становилось всё холоднее.

— Филиппов… Зайдите-ка, пожалуйста.

Его опять заставили раздеться до пояса. И он почувствовал себя совершенно беззащитным перед врачами.

— Вас что, знобит?

— Да простыл вроде…

— Простыли?