Бывший Булка и его дочь

И с тех пор была здорова по сей день, и ещё лет сто пятьдесят готова была оставаться такой же. Поэтому в самой глубине души она считала болезнь неким видом притворства. И не очень жалела больных.

Она раскрыла свой платяной шкафчик и стала думать, что бы ей надеть. Нарядов было у неё не так уж чтобы много, но всё-таки кое-какой выбор имелся.

Сперва она опять решила одеться во вчерашнее. Но быстро представила себе, как батянька будет на неё многозначительно поглядывать. Он думает, что Лида на свидание идёт с каким-то мальчиком. Впрочем, пусть себе думает, она его разубеждать не собиралась.

Хотя мог бы знать свою дочь и немножко получше!

* * *

С Надей они познакомились этим летом на Азовском море. То было первое море в её жизни! И поэтому не стоит объяснять — понравилось, не понравилось.

Но когда задумали и собирались туда, она, подражая, маме, немножко кочевряжилась — почему, мол, Азовское, а не Прибалтика и не Крым?.. И в самом деле, что оно там на карте — бледная клякса. Самое глубокое место — четырнадцать метров. А теперь, говорят, ещё больше обмелело!

Но батянька, как всегда: уговаривал, отшучивался и делал по-своему. Мама ему как-то сказала… Они сидели все втроём — то ли завтракали, то ли ещё что-то, и мама говорит:

«Ну хорошо. Ты мужчина, мы женщины. Ты сильнее, деятельней… Но какое право ты имеешь нас заставлять?»

У неё мама, конечно, удивительнейший человек. Так умеет высказать — просто дух захватывает!

Батяньке ничего тут не оставалось, как только разыгрывать клоуна.

«Я?! — несерьёзно закричал он. — Заставляю?!»

«Вот именно заставляешь. Потому что нисколько не считаешься с нашими соображениями».

И тогда он ответил:

«Вот ты, Мариночка, чудак какая. Я же знаю, что будет лучше. Разве нет? Любой случай возьми!»

Это правда. Как батянька говорит, так и надо делать — проверено. Да и мама вообще-то спорила тогда не на самом деле, а как она говорит, «отстаивая своё право на мнение».

Право на мнение она отстояла. А поехали всё-таки на Азовское. Поездом до города Бердянска, а там ещё часа три на автобусе, в клубах жирной пыли, которая проникала в окошки и неплотные двери и оседала на всём толстым мучным слоем.

Но уже вечером того же дня наступило настоящее хорошо. Хорошо-хорошо!..

Ни Лида, а кажется, и даже ни мама не знали, что так бывает. То есть как бы знали, батянька им говорил. Но в то же время и не знали — поверить трудно!

Они разбили палатку на пустынном берегу. За спиною расстилалась степь — колючий, сухой, желтоватый ковёр. Лишь вдали виднелись тёмно-зелёные шары больших южных деревьев и белые домики-мазанки. Там было село.

А палаточная их дверь смотрела на ровную, чуть сероватую поверхность воды, которая к горизонту приподнималась, сливаясь с небом. И в то же время не сливаясь. Потому что ясно видна была тёмная прямая нитка — горизонт.

Вдоль берега тянулась полоса пляжа — не очень широкая и удивительно прямая, похожая на дорогу. Но это был не песок!.. Странно: пляжи, как знала Лида из разных книг, бывают или песчаными, или из камушков. А этот был ни то и ни другое. И в первые дни он колол непривычные подошвы босых Лидиных ног.

Ей объяснил батянька. Он зачерпнул пригоршню этого пляжа и показал Лиде. Песок сыпался меж его пальцами… Песок и ещё что-то. Какие-то чешуйки — довольно остренькие!.. Это были обломки ракушек. И вполне приличные, и совсем крохотные, чуть больше точки в конце предложения.

Иногда можно было найти обломок величиною с палец. Батянька собирал их и маминой пилкой для ногтей выделывал разные амулетики. Потом этим заразилось всё побережье… Там вообще-то стояли палатки друг от друга метров на пятьдесят, на тридцать, а иногда по две-три вместе. А иногда наоборот: метров на сто отдельно — если попадались какие-нибудь бурундуки.

И скоро их семья со многими передружилась. Сперва, конечно, батянька, за ним Лида. А потом и мама.

Мама подходила к компании минут через десять после того, как её начинали звать и упрашивать. И обязательно в руках карандаш, ластик и странички рукописи (то есть листы, напечатанные не типографскими буквами, а на пишущей машинке). Компания, конечно, приутихала. Потому что на пляже у людей что в руках? Карты, да полиэтиленовые мешочки со сливами, да жбанчик с кислым вином. А тут вдруг — рукопись!

Обязательно кто-нибудь да спрашивал:

— Вы что, журналистка, да?

И мама отвечала:

— Ну в общем… редактор…

* * *

Потом Лида узнала, что если пойти по пляжу в сторону Молочной реки, то где-то там дальше есть кладбище крабов.

Она, честно говоря, не очень верила в это кладбище. Но дело в том, что у них компания подобралась — одни взрослые. И если, подумала Лида, не найдётся крабьего кладбища, то, может, найдётся какая-нибудь девочка, с которой можно подружиться. Или уж, в крайнем случае, мальчишка.