Бывший Булка и его дочь

Однажды Лида пришла к ней (в ту самую палаточную деревеньку за Молочной рекой), Надя, сидя на брезентовой табуретке, писала в блокнот. Увидела Лиду, улыбнулась и спросила:

— Ты пишешь дневник?

Лида смущённо покачала головой.

— А я так и думала, — ободряюще сказала Надя. — Я сейчас почти что про тебя пишу.

— Про меня?!

Вместо ответа Надя стала читать:

«Зачем пишут дневник? Чтобы не забыть. Но то, что я пишу, мне кажется, я и так никогда не забуду. Ну, а если и забуду — что из этого? Почему надо не забывать?»

Лида в точности не запомнила эти слова. Только осталось удивление в душе и последняя фраза: «Почему надо не забывать?» Особенно волнующая. И сейчас, глядя на низкие звёзды, слушая звенящее пение степных кузнечиков, она думала: как же она забудет это? Да никогда. Значит, и никакой дневник не нужен! И потом, всё равно же ничего хорошего не получится, только какой-нибудь скелет вроде сочинения «Как я провела лето». Всякий такое писал, верно? Так разве можно его сравнить с настоящим летом!

А если всё-таки забудешь?.. Ну и пускай! «А почему надо не забывать?» Ей нравилась независимость и гордость этой фразы. Но всё-таки забывать было жаль.

Она слушала ровное дыхание своего отца — своего батяньки. Вот уж кто никогда ничего не забывает… Мама смеётся: «Ты как старьёвщик, ей-богу!»

Или мама ещё так говорит: «Идёшь вперёд, а голова на сто восемьдесят повёрнута». Батянька улыбается: «Ну и чем плохо?» — «Затылком часто ударяешься, понял? Что люди глазами видят, ты об это затылком хлоп да хлоп!» А батянька, как учует, что мама начинает спорить, сразу старается увести разговор на другое. «А нельзя ли, — говорит, — мне затылком о парочку котлет хлопнуться, а? Чего-то жрать охота. Точно, Лид?» А мама сразу: «Ну что это у тебя, Николай, за медвежьи ухватки? Десятый час вечера. Кто же сейчас ест!». И поехали совсем в противоположную сторону…

* * *

Или был ещё у Нади с Лидой такой случай. Вечером Лида провожала её до Молочной. Кстати, там, оказывается, существовал мостик совершенно недалеко, за тростниками. Поэтому купаться в «пиявочно-змеиной» воде было вовсе не обязательно.

Надя и Лида подошли к мостику. Всю дорогу они шли под руку, потому что Надя «в темноте да сослепу» без конца спотыкалась.

И оттого, что они шли под руку, почти в темноте, под звёздами, между ними возникло то хорошее, чему я, например, названия подобрать не могу, лишь знаю, что весь мир становится тебе родной — звёзды, темнота, тёплая степь. Кузнечики звенели так, что казалось, разговаривать невозможно. На самом деле можно было разговаривать даже шёпотом. И было понятно, что кузнечики ничуть не портят тишину…

Лида и Надя шагали, крепко прижавшись друг к другу. И Лида молчала, потому что не знала, что говорить.

Они взошли на мостик — довольно старый, но крепкий, — сели на край его, свесили над водой ноги. Это у них было всегдашнее: посидеть перед прощанием. Тростники стояли неподвижной зубчатой стеной…

Надя сняла очки с толстыми, словно бронированными, стёклами, запрокинула голову, дотронулась плечом до Лидиного плеча. Лида сидела, боясь шелохнуться.

— Смотри, как странно, — тихо сказала Надя. — Я близкое не вижу, а самое далёкое вижу. Вот даже очки сняла, и ещё лучше видно!

Лида теперь тоже смотрела, подняв голову, на звёзды, которые ровно и сильно светили вниз.

— Ты видишь Большую Медведицу? — вдруг спросила Надя.

Лида, волнуясь как на уроке, отыскала в звёздной россыпи несколько этих песчинок, похожих на ковшик с вытянутой ручкой, но ничем не похожих на медведицу.

— Видишь?

— Вижу!

— Теперь смотри. Ручка, средняя звезда… Только внимательно!

Лида нашла нужную звезду, стала всматриваться и так и эдак…

— Ну?.. — спросила Надя. — Да чуть выше!

И Лида увидела!

Над яркой звездой горели ещё две. Но такие крохотные, такие слабые. Свет их едва-едва процарапывался сквозь огромную толщу темноты.

— А как же ты?.. — Лида запнулась, повернула голову к Наде. Та смотрела совсем не на небо, а вниз, на невидимо журчащую Молочную речку.

— Да я их и не видела никогда! — будто с обидой сказала Надя. — Я просто про них читала…

И так странно было: один человек читает про то, чего не видел и никогда не увидит. А другой — у него, может, зрение сто пятьдесят процентов, а он-то и есть настоящий слепой! И вдруг подумала: «Как я!»

Надя всё сидела опустив голову. То ли грустно ей было, то ли просто о чём-то думала.

— Я и Большую Медведицу-то не вижу, — тихо сказала она. — Только две звезды — и всё.

— Какие?.. А какие? — невольно вырвалось у Лиды. Ей хотелось посмотреть на звёзды, которые видит Надя.

— А я и сама не знаю, представляешь, Лид! Я же вижу совсем другое небо. Может, даже, это вообще не Медведица…

Она что видела, того не понимала, а что понимала, того не видела…

— Только знаешь, пусть это останется между нами.

— А что?..

— Ну… Не люблю, когда про меня слишком много знают.

— Х-хорошо… — На мгновение Лиде стало как-то не совсем уютно. — А как же я?

— Ну ты — это одно. А другие — совсем другое!