— У Воскресенского два высших образования, — бормочет он, перелистывая пластиковые страницы. — А у этого бездаря-деревенщины, Колесникова, работающего с Артёмкой в связке и величающего себя «Оператором», за плечами курсы в Останкинской школе телевидения…
На секунду задумываюсь, чуть наклоняюсь и ослепительно улыбаюсь:
— Полагаю, при принятии решения победила наша харизма, Шур.
Разин не сдерживается. Громко хохочет, привлекая внимание посетителей придорожного кафе, куда мы заехали по дороге на городскую свалку.
Моя карьера пошла не в ту гору, — уныло замечаю про себя. — Вместо уютной студии и личной гримёрки — тонны не переработанных отходов.
Батюшка надо мной просто издевается. Пытается прогнуть. Умом всё понимаю, но всё равно рефлексирую.
— Мы могли отказаться, — замечаю, когда Разин замолкает.
— Нужда и голод погонят в холод, Вер.
Усмехаюсь. Шурик любит пословицы и знает, кажется, все.
Но он прав. Если отказаться — оба останемся без работы.
Краем глаза замечаю знакомую фигуру. Сердце совершает немыслимый кульбит, а рука тянется к волосам на инстинктах.
Не знаю почему…
При Макрисе всегда хочется быть причёсанной и… в лучшем виде.
— Добрый день, — здоровается он с нами, и снимает пальто черного цвета.
Недовольно осматриваю идеально выглаженные брюки, пиджак и белую рубашку под ним.
— Добрый-добрый, — Шурик с интересом поглядывает то на меня, то на грека.
Адриан не пытаясь быть вежливым, усаживается рядом со мной на низкий диванчик и выхватывает из моих рук меню.
— Вы знакомы? — спрашивает Разин, нахмуриваясь.
— Ага, — вздыхаю и поглядываю в окно. — Мой… дядюшка.
Адриан громко усмехается, а широкие плечи резко дёргаются.
— Дядюшка? — оператор неверяще смотрит.
Во время нашего полугодового романа мы с Шуриком ещё не работали вместе, поэтому вряд ли он в курсе.
— Ага, дядюшка, — легко произношу. — Из Греции.
— Из Греции… — повторяет Разин, изучая Макриса, словно музейный экспонат.
Кошусь на Адриана.
Он на мою шалость больше никак не реагирует, задевает взглядом подол юбки и снова становится серьёзным. Если б знала, какую именно участь приберёг для меня генеральный продюсер на сегодня, обязательно бы напялила джинсы.
Увы.
— Ты выбрала? — спрашивает Адриан, кивая на папку в своих руках.
— Ага.
— Официант, — кричит он и поднимает два пальца.
— Овощной салат с говядиной, пожалуйста, — вежливо прошу. — И чай имбирный с лимоном и мёдом.
— Борщ с черным хлебом, — произносит Макрис, убирая меню.
Закатываю глаза от банальности его выбора. Разин заказывает бизнес-ланч — первое, второе и компот, и мы остаемся втроём.
— Я думал, вы постоянно едите греческий салат, — выдаёт Шурик недоверчиво.
— Я ел его на завтрак, — отвечает Адриан невозмутимо и, закинув руку мне за спину, усаживается поудобнее.
Под взглядом зеленых глаз чувствую себя немного скованно, но мой оператор мастерски решает проблему нежелания общаться с бывшим.
— А чем отличаются маслины от оливок?
Опускаю голову, стараясь скрыть улыбку.
— Кроме цвета, конечно, — добавляет Шурик.
Кажется, он готовит новые вопросы.
Макрис тяжело вздыхает. Так, словно встретил беспросветную глупость на своём пути.
— Погугли, — отвечает Разину грубовато.
Резко поворачиваюсь и сканирую идеальные черты лица. От его близости душно становится.
— Шурик очень любознательный, — тихо произношу в защиту коллеги. — И… добрый.
Не обижай его, пожалуйста, — прошу глазами.
Адриан кивает и снова переключается на парня.
— Вы работаете вместе? — спрашивает у него.
— Да. Я оператор.
— Ясно.
Немного отодвигается, позволяя официанту поставить перед ним тарелку борща. Я же пододвигаю к себе салат и с извращённым удовольствием кошусь на количество блюд перед Разиным.
— Вера, — вскрикивает он. — Когда закончится твоя диета?
— Это не диета, — возмущаюсь.
— Пока толстый сохнет, худой сдохнет, — выговаривает Шурик.
Адриан устремляет на меня вопросительный взгляд.
— Даже не вникай, — бормочу.
Коллега же не унимается.
— Это всё твой психиатр. Он абьюзер, я так и знал.
— Олег здесь ни при чём, — мотаю головой, подцепляя на вилку лист салата.
— Психиатр? — усмехается Макрис, а потом… хохочет.
Зло смотрю на него и под столом пихаю его ногу коленкой. Разин тоже подхватывает. У них с моим Олегом взаимная антипатия, видимых причин которой нет. Так бывает.
— Что тут смешного? Хватит ржать, — гневно смотрю то на одного, то на другого.
Бесят. Обычная профессия. Очень даже нужная. Олег лечил мою лучшую подругу, Янку. На неё напал таксист, пытался изнасиловать. В клинике неврозов, куда Яну определил её отец, мы с Олегом и встретились.
— Ты знаешь, что они часто сами с отклонениями? — произносит Шурик. — Я даже видел такого, на медосмотре для военного билета. Вот точь-в-точь твой через пару лет.
— Почему? — нахмуриваюсь.
— Он матерился, стряхивал пепел на меня и цитировал Карла Маркса. Такой же неадекватный.
— Александр, — гаркаю взбешенно.
Он сразу унимается. Знает, что за полным именем, выскользнувшим из моего рта, будет реальная взбучка. Как тогда, когда он случайно удалил запись интервью с директором цирка.
На Адриана не смотрю. Понимаю, что бесполезно.