— Да, соглашусь с вами. С Феликсом у нас неплохие отношения. Парень он добрый, понимающий, но творческий, — качает головой. — Ветер в голове у него. Художник, он так видит. На все мои уговоры выучиться на нормальную профессию, сын только улыбался.
— Да… Конфликтов не избежать.
— Не скажу, что они были крупными. Я умею слышать. Это важное качество для любых отношений.
— Согласен.
— Выпьем чаю, Адриан Макрис. Настоящий сибирский сбор с брусникой. Думаю, ещё немного помучаю вас и отправимся домой к нашим женщинам. Да и Феликс должен уже подъехать.
Феликс, черт возьми.
Разве так бывает, что ещё ни разу человека не видел, а он уже бесит?.. Ждать беды от этого писаря.
Знаю, что тоже хочет.
Но никогда в этом не признается. Потому что гордая, блядь.
Вера Стоянова — гордячка, каких поискать. Независимая, если что-то решила, хоть разбейся — будет стоять на своём.
Вспоминая события двухлетней давности, сжимаю кулаки.
Сказать, что жалею — нет. Ни о том, что как телок на веревочке поехал за Стояновой в Россию, ни о том, что встретил здесь семейство Ставридисов и немного узнал про историю своей семьи.
Даже о том, что случилось потом — не жалею. Знакомство с Умаровыми только подогревает отсутствие каких бы то ни было сожалений. Женщина, прежде чем любить, должна мужчину уважать, а если этого нет — то и семьи не получится.
Отпиваю горячий чай, внутри разливается приятное тепло.
Водитель, Ильшат кажется, приближается к нам, передавая мобильный телефон своему начальнику.
— Да, Лейсян, заждались уже? — Камиль Рустамович немного усмехается, но в следующую секунду улыбка спадает с лица. — Что значит… Когда?.. Кто с ними?.. Кто ему разрешил?..
Коротко на меня посмотрев, поднимается и выходит из палатки. В душе что-то щёлкает. Не знаю. Чуйка, предчувствие. Поэтому тоже выбираюсь на улицу и тут же вздрагиваю от резкого порыва ветра.
— Что случилось? — сужаю глаза, когда вижу обеспокоенное лицо Умарова.
— Феликс зараза…
— Что?
— Уехал кататься на снегоходе, — смотрит на меня виновато и отводит взгляд.
Его голос тихим эхом разлетается.
Опускаю взгляд под ноги, представляя под собой ледяную воду.
— Лёд тонкий, если я вообще что-то понимаю в этом, — нахмуриваюсь.
— Да в том-то и проблема, — кивает он. — Для рыбалки ещё куда ни шло. Ты главное не переживай…
Тот момент, что Умаров неожиданно переходит со мной на «ты» режет слух и бьёт по башке страшной догадкой. Дышать трудно становится. В душе колба с жидким азотом разливается.
— Она с ним уехала? — спрашиваю, сжимая и разжимая кулаки.
Легкий кивок головы подтверждает сказанное.
Твою мать.
Вера. Почему ты такая непослушная?..
— Где их искать? — затягиваюсь как следует морозным воздухом.
На улице стоять холодно. Мне, человеку, родину которого омывают четыре теплых моря, страшно представить температуру воды у себя под ногами.
— Сейчас поедем, — кивает Умаров охраннику и стремительно направляется к автомобилю.
Пытаюсь заглушить нарастающее беспокойство, но сделать это трудно. Внутренне собираюсь и замираю, чтобы не тратить попусту энергию.
— Обычно на снегоходах катаются по правую сторону от дороги, — болтает Ильшат, пока заводит машину. — Сколько там их потонуло, — машет рукой. — Я из местных…
— Ильшат, заткнись, — произносит его начальник мрачно. — Пожалуйста, — добавляет.
— Простите, Камиль Рустамович.
Нервно растираю обветренную щёку, колючую щетину и запускаю пальцы в волосы, сминая их в кулак. Когда машина останавливается, резко вылетаю на улицу.
— Дальше лёд начинается. Только пешком, — говорит Ильшат и указывает вправо. — Там следы свежие, смотрите.
Немедля несусь сквозь сугробы. Модная рыбацкая экипировка, выданная Умаровым, как никогда кстати. В голове одна мысль — я её убью, пусть только всё хорошо будет. Если плохо?.. Не знаю тогда, как вообще…
— Сюда, — орёт парень в синей модной ушанке, размахивая руками.
Ускоряюсь и добираюсь до него в три прыжка, хватаю за грудки.
— Где она? — рычу взбешено на всю округу.
— Там. Снегоход проваливаться начал, я успел соскочить, а Вера нет. Я за подмогой побежал.
Отбрасываю этого недоумка и пытаюсь разглядеть что-то впереди. В метрах десяти от берега во льду большой продолговатый слом, на котором виднеется красно-белое пятно. Блядь.
— Вье-ра, — кричу, снимая толстую куртку и оставаясь в одном свитере.
В глаза слепит белый свет. Сука.
Проклятый снег. Ненавижу. Как и зиму эту русскую. Теперь ещё больше терпеть не могу.
— Андрей, — слышу тонкий сломленный голос. — Мне холодно.
— Сейчас, маленькая.
— Ближе к проруби только ползком, — подсказывает Ильшат сзади и протягивает связку. — Возьми, мы здесь подсобим.
Киваю, разматывая верёвку.
До слома добираюсь как могу быстрее. Понимаю, что с такой температурой воды, счет на секунды. Ближе к Вере укладываюсь на лёд и подползаю. Осматриваю побелевшие щёки и разметавшиеся черные волосы.
Живая…
— Анд… рей, мне страшно, — ревет Вера слабо.