Бывший сын

— Мало ли, ты забыл?! Мы же совсем не знаем, что у тебя в голове. Никто до сих пор ничего не знает. Врачи говорят, что ты большой молодец, но ведь как оно есть на самом деле, кто нам может сказать? Поэтому я и волнуюсь, поэтому и спрашиваю. Вот, на всякий случай, держи, здесь адрес. Ты же еще не знаешь, квартира же теперь не та.

— В каком смысле не та? Вы сделали ремонт?

— Смотри-ка, а ты теперь совсем не путаешь слов!

— Почему квартира не та?

— У нас были довольно тяжелые времена… бабушкину квартиру пришлось продать… но она это сама предложила… мы до последнего не хотели… но так уж сложилось… зато у тебя теперь есть собственная квартира в центре города. В твоем возрасте об этом можно только мечтать!

— Спасибо вам, мам! Спасибо вам большое за все!

— Не говори глупостей!

— Нет, правда! Я же понимаю, сколько всего вам пришлось из-за меня натерпеться! Правда, спасибо!

— Брось! Любимый, — мама расплакалась, — что же ты, глупенький, говоришь? Что же ты такое говоришь? Мы ничего особенного не делали. На нашем месте любой бы вел себя точно так же. Мы просто были рядом с тобой. Ты лучше мне вот что скажи: ты правда не хочешь остаться?

— Нет, если можно, я бы лучше погулял.

— Хорошо… конечно погуляй, мой любимый, конечно прогуляйся, сходи к «мысу», к Академии, прогуляйся до филармонии и обратно.

Франциск вышел во двор. На площадке играли дети. Франциск присмотрелся. Ребятня играла в разгон демонстрации. Дети с палками, изображая милицию, дубасили тех, кому жребием выпало быть оппозицией. Франциск посмотрел на мальчика, которому палкой разбили бровь. Он плакал, по его лицу текли слезы и кровь, и «милиционеры», которые только что дубасили его, опускали палки, потому что хотели играть, а не причинять боль. Дети боялись, что теперь их отругают, что они больше не смогут выходить на улицу и дубасить друг друга. Опустив палки, дети хотели только того, чтобы их окровавленный друг замолчал и игра началась вновь. Франциск смотрел на детей и думал, что не может узнать свой двор. На первый взгляд, здесь ничего не изменилось. Стояли те же качели, те же дома — но воздух был другим. С этим двором произошло то, что Франциск не мог наблюдать. Пропасть, люфт. По периметру были припаркованы совсем новые, поражающие своей красотой автомобили. Циск с интересом рассматривал их. Он и представить себе не мог, что однажды увидит нечто подобное. Большие, обтекаемые, немыслимые, слишком круглые. Раньше такие машины можно было увидеть только на вкладышах к жвачкам, их называли прототипами, а теперь они стояли в его дворе, здесь, и не нарисованные, а настоящие. Франциск вспомнил о том, что по пути домой говорил Стас.

— Чувак, теперь все только и делают, что говорят о тачках. Обрати на это внимание. Когда будешь гулять по улицам, сидеть в кафе. Просто послушай людей вокруг себя. Все, все будут говорить о тачках. Это наш новый символ благополучия. Поскольку у нас чрезвычайно низкая пошлина на ввозимые автомобили, создается впечатление, что все мы живем довольно хорошо. Точно такая же машина на востоке стоит на треть дороже. Поэтому здесь все словно сошли с ума. Все только и делают, что говорят о тачках.

Франциск вспоминал слова Стасика и думал, что причина, конечно же, в другом. «Дело не в пошлинах и таможнях, — думал Циск. — Нет! Дело в том, что просто все это совершенно невозможно помыслить! Они такие большие, такие красивые! Даже не верится, что кто-то из моих соседей может управлять этим автомобилем!».

У Франциска появлялась первая мечта.

Пройдя магазин «1000 мелочей», Франциск оказался на площади, названной в честь человека, который когда-то подписал указ о переименовании города в собственную честь. В центре площади стоял памятник. На голове памятника сидела птица. Словно своих поданных, она рассматривала прохожих. Люди тащились по своим делам, и время от времени птица меняла лапку. Птица была из местных. Из тех, что долгим перелетам в теплые края предпочитает переходы местного метрополитена. Птица была старой и, в силу сложившихся обстоятельств, глупой. Посмотрев на нее, Франциск вдруг подумал, что на Земле есть существа, которые не станут умнее, даже если проведут на этой планете несколько тысяч лет. Птица нагадила на памятник и улетела.

Квартира оказалась чрезвычайно маленькой. Разделенные перегородкой два окна и ванная комната. Точка. Всё. Велосипед, который бабушке удалось отвоевать у отчима, перегораживал коридор. Чтобы пройти в спальню-гостиную, Циску пришлось переставить его в кухню.

Циск включил свет. Загорелась тусклая лампочка. Циск подумал, что цоколь напоминает эмбрион. Над выключателем был наклеен стикер. Стикер призывал «Выключать». Франциск улыбнулся, потому что надпись была адресована не парню, который десять лет провел в коме, но ему, Циску. Еще тогда, много лет назад, он вечно забывал выключить утюг, телевизор, фен. Все это до такой степени надоело бабушке, что в один день она начала расклеивать по квартире предупреждения: «Не забудь!», «Проверь!», «Погаси!».