Бывший. Сжигая дотла (СИ)

Проклиная Рэма за его сволочизм и себя за бесхребетность, вылезаю из ванной.

Сама не веря в то, что делаю, одеваюсь и вызываю такси.

Господи, я ведь столько раз клялась себе, что не пойду на поводу у Демона. Я только сегодня решила, что все. Ни за что и никогда.

Что я творю? Зачем я это делаю?

Сама себе противоречу. Наступаю на одни и те же грабли.

Я могу отговариваться, чем угодно. Всячески себя оправдывать.

Но истина в том, что Горелов – мой магнит. Меня тянет к нему с того самого момента, как он ворвался в мою жизнь и присвоил меня себе. Моя стрелка всегда указывает на один полюс. Это Демон.

Я еду его прогнать.

Сидя в такси, повторяю это, как мантру.

Нам нужна точка, а не многоточие.

Убеждаю себя, поднимаясь по знакомой лестнице.

Ненавижу его.

Лгу себе, разглядывая широкие плечи на фоне дверного полотна.

Не желаю его видеть.

И подхожу к нему на расстояние, на котором я чувствую запах сигарет и парфюма.

Откинувшись на дверь, он сидит с закрытыми глазами.

Будда. Адский Будда.

Бледное лицо с синими кругами под глазами, сжатые губы, челка, падающая на черные брови, голубоватая тень щетины, сбитые костяшки…

Гипноз.

Я могу смотреть на него бесконечно, будто впадаю в транс.

Мир вокруг замедляется. Растворяется. Исчезает.

Горелов, не открывая глаз, выбрасывает руку вперед и обнимает меня за колени. Прижимается к ним лицом.

– Я так виноват.

Глава 45

Демон

Мне нечего здесь делать и, походу, нечего ждать.

Но я все еще тут.

Словно, если я уйду, то все рухнет окончательно.

Хотя, о чем это я. Все и так в руинах.

У нас с отцом сложные отношения, но он научил меня важным вещам: смотреть правде в глаза и, не оправдываясь, нести ответственность за свои поступки и решения.

То, что все это дерьмо произошло с нами, что Инге пришлось вынести, – моя вина, и не важно, что не я это организовал. Я не разобрался, допустил, действовал на эмоциях.

Эмоции.

Отец всегда говорил, что они – наш враг.

Раньше я думал, что он холодный бесчувственный монстр.

Не без этого.

Однако, сейчас я уже понимаю, что он осознанно себя тормозит. Если Горелов-старший срывается на эмоции, потом всем вокруг приходится долго расхлебывать последствия.

Я весь в отца.

И я наломал дров.

Я сделал больно Инге, выжег то, что ценил сам, отравил жизнь себе и ей.

И все равно не могу ее отпустить. Человек – такая тварь, что не перестает надеяться. Непонятно, на что надеюсь я. Но я готов на все, чтобы вернуть Ингу. Если нужно, я стану таким, как отец. Машиной, не проявляющей чувств. Оставлю рядом только самых близких, сведу все контакты на нет.

Я должен что-то придумать, что-то сделать. Единственная слабость – моя одержимость Воловецкой, и непохоже, что она может как-то ослабнуть, не говоря уже о том, что она прекратится.

Не знаю, готов ли я опуститься до того, чтобы надавить на определенные рычаги и сделать так, что у Инги не останется иного выхода, кроме как вернуться ко мне. Будет ли мне достаточно, что она рядом, хоть и ненавидит меня. А Воловецкая меня возненавидит.

Наверное, я впервые понимаю отца.

Я так долго стремился быть на него непохожим, что это еще один удар – осознать, что я такой же. Я не понимаю, за что он любит мать, которая тоже склонна разрушать все вокруг, а он любит. Сейчас я это хорошо вижу. Как умеет, а умеет хреновато, но это правда больная привязанность. Не такая розовая и сопливая, как хотелось бы маме, но крепче любого каната.

Спросить совета? Подозреваю его ответ будет, сделай все, чтобы вернуть: уговори, соблазни, подкупи, шантажируй, сделай ей ребенка, но добейся.

Не хочу от него это слышать. Это звучит мерзко. Особенно, потому что я на той грани, когда готов послушаться.

Моральные принципы, которые я в себе воспитывал все эти годы, шатает, они летят к дьяволу. Да, кто-то скажет, что у меня морали нет, но это не так. Она ебанутая, но достаточно четкая. Своих защищать, врагов уничтожать, за удар мстить, свое не отдавать, вторых шансов не давать.

И я сам же и попрал все.

Инга и так давала мне аванс, когда хотела поговорить и разобраться, а я смылся заграницу. Детский сад. Она все еще со мной разговаривает, хотя я не заслуживаю даже ее взгляда после того, что сделал я сам. Не Кравцова и не Зверев. Я сам натворил.

Жжет. Жжет воспоминание о той ночи.

Пока я был уверен в своей правоте, мне удавалось гнать его от себя. Я считал это притворством, удачной актерской игрой, а сейчас…

Я доезжаю до дома Инги, как сквозь тоннель из смазанных городских огней. Гиперпрыжок. Вспышка. Знакомая дверь подъезда.

Обрывками реальность вторгается в белый шум в моей голове.

Жирный черный кошак, сидящий на козырьке подъезда и лениво разглядывающий желтыми круглыми глазами суетящихся кожаных внизу.