Бывших не бывает

Женщина рассеянно кивнула в ответ на извинения. Её внимание целиком поглотил плешивый коротышка, только что доказавший, что чем-чем, а храбростью его бог, в отличие от роста, не обидел. За несколько шагов преодолев расстояние, отделявшее её от возлюбленного, она с лёгкостью оторвала его от земли и заключила в объятия. Целиком.

– Кхе! – комментарий воеводы не прояснил ничего.

– Да пропустите, леший вас забери! – спутница богатырши вырвалась наконец из толпы и решительно направилась к так и стоявшему на четвереньках Бурею. – Серафим, кто это тебя так? Или с крыши сверзился? А ты, Сучок, чего ржёшь, жеребец стоялый?! Я тебя для чего из-за кромки доставала?! Чтобы ты по крышам лазил и под Алексеев меч подставлялся? Алёна, тащи своего домой и хоть привязывай его там, но чтоб лежал, поганец! Из дому ни ногой!

– Матушка, ну ты чего? – невероятно, но голос Бурея был ласков и полон искреннего почтения и даже беспокойства.

– Да как всегда, дурость вашу мужескую разгребаю, – чувствовалось, что женщина нисколько не сомневается в своём праве так говорить, – Обопрись на руку, вот так, садись теперь! Посмотрим, что там у тебя, – в руках у неё невесть откуда появилась чистая тряпица, от которой остро пахло каким-то лекарством.

– Так заживёт, матушка, – бешеный горбун на глазах превращался в кроткого агнца.

– Заживёт, заживёт, дай посмотрю. – Женщина умело принялась бинтовать пострадавшую голову. – Шить придётся, само не зарастёт. Кровь сейчас остановлю, а в избе зашью. – Лекарка обернулась к Буреевым холопам и распорядилась: – Эй, кто-нибудь, воды вскипятите побольше, да лучин со свечами приготовьте, свет будет нужен. Шевелитесь!

Холопы, обрадовавшись, что могут наконец-то скрыться, со всех ног кинулись выполнять распоряжение.

– Кондратушка, соколик ты мой, что с тобой? – тем временем причитала Алёна, чуть отстранившись от Сучка и вертя его в руках, как отрез дорогой ткани на ярмарке.

– Алёнушка, да цел я, цел! Тьфу, пусти, баба, последние рёбра переломаешь!

– Ах ты, сволочь ты плешивая! Аспид подколодный! Брагой насосался, аж из ушей льётся, а я-то бегу! На, ирод! – смачная оплеуха повергла коротышку наземь.

– Кхе! – на этот раз универсальный комментарий воеводы прозвучал заинтересованно.

– Алёна! Убьёшь ведь! Слаб он ещё! – лекарка, оказывается, внимательно следила за происходящим.

– Слаб?! А хмельное жрать не слаб?! Настёна, да ты глянь на него!

– Алёна, я тебе что сказала?! – властности в голосе лекарки слышалось не меньше, чем у воеводы.

– Алёнушка, трясогузочка моя, ну ты чего дерёшься, рыбонька моя маленькая? Ну выпили чуток с Серафимушкой, с другом моим душевным, ей-богу, по напёрсточку!

– С полведра напёрсточек-то, небось? – вопросил кто-то из зевак.

– Не с тобой говорю! – мгновенно вызверился Сучок в ту сторону, но, взглянув на Алёну, тут же скорчил умильную рожу и пьяно-медовым голосом возгласил: – Ну по два напёрсточка… Вот те крест! С радости! А ты что?! – тональность голоса коротышки резко сменилась, – Счас как дам обухом промеж глаз, баба!

«Господи, не дай сойти с ума! За сорок с лишним лет я повидал всякого, но такого и представить не мог! Куда там Аристофану и Эсхилу! Нет, ну что за бред наяву? Помнится, Макарий, ты решил, что Скифия, то есть Русь, весьма нескучное место. Поздравляю, ты был прав! Вот только не подозревал насколько…

Но, черт меня возьми, кто эти женщины? Одна явно хирургерон, что само по себе удивительно. Мало того, Минотавр-Бурей называет её матушкой, хоть сам явно старше и командует она как архонтесса. Непонятно! Вторая похожа на помесь языческой богини с крепостным тараном… И этот мелкий плешивый забияка её муж? Но эпарх Кирилл назвал её вдовой… Или не муж? Тогда кто? Господи, помоги мне, иначе я окончу свои дни, сидя на цепи[85] и пуская слюни в уголок!